— С тобой все хорошо? — спросил Вогт откуда-то сверху.

Наёмница застонала в тупой ярости, подняв свинцовые веки. Она лежала на соломе, которую уже обильно залила хлещущая из носа кровь. Голова раскалывалась.

— Все отлично, — буркнула она. — С чего бы мне чувствовать себя плохо?

— Ты бы лучше поднялась, — сказал Вогт, наклонившись к ней. — Сумеешь сама? Я не могу помочь, у меня руки связаны.

Наёмница перевернулась на спину, согнула ноги в коленях, села, а затем и встала, обессиленно прислонившись к стене. Они находились в маленькой, усыпанной соломой каморке, отделенной решеткой от остальной комнаты — длинной, шагов в пятнадцать, с грубо сколоченной трибуной, расположенной на противоположной от них стороне. В зал вела отдельная дверь.

— Это, наверное, как бы здание суда, — догадался Вогт. — И здесь же тюремная камера — очень удобно.

— Ага, — прогнусавила Наёмница. — Быстрое правосудие — оно самое справедливое. Еще ни один из повешенных не попытался это оспорить.

— Смотри-ка, рабы! — обрадовался Вогтоус.

В зал ввели рабов. Они были снова связаны, но не выглядели испуганными или пораненными. Если их и били, то явно недостаточно — следов не осталось.

— Пошустрее, скоты, — прикрикнул на них стражник, появляясь из-за двери последним. — Эти? — спросил он, указывая на пленников.

Рабы равнодушно покосились Вогта и Наёмницу и закивали бритыми головами.

Вогт повернулся к Наёмнице.

— Вот видишь! — радостно воскликнул он. — Они нас узнали! Помнят добро!

На Наёмницу накатила волна той же ледяной злобы, что она ощущала, злорадствуя над убитыми пленниками или пиная распростертое тело врага.

— Сволочи! — закричала она рабам. — Чтоб вы все сдохли в муках, ничтожества!

Никто из рабов и ухом не повел. Стражник поторопил их на выход.

— Простите пожалуйста, а как долго нас планируют здесь держать? — вежливо уточнил Вогт у стражника.

— До утра, бродяжье отребье, — ответил стражник.

— О, — обрадовался Вогт. — Всего-то. Я опасался, что нас засадили лет на десять.

— Утром придет судья и черканет свою подпись в приговоре. После чего вас вздернут, — ухмыльнувшись, пояснил стражник.

— Ну что ж, — с улыбкой сказал Вогт, когда за стражником захлопнулась дверь, — у нас вся ночь свободна.

Наёмница снова плюхнулась на пол. Кровь все еще текла у нее из обеих ноздрей.

— Идиот, — гнусаво проговорила она. — Скотина тупая.

— Тебе больно? — обеспокоенно спросил Вогт. — Приподними-ка голову, не держи ее опущенной, как сейчас.

— Это все из-за тебя! — задрав голову, прошипела Наёмница. — И как быстро нас схватили! Уверена, эти твари-рабы просто устали мотаться по городу, пошли сдаваться и заложили нас!

— Послушай, — перебил ее Вогт. — Игра только началась. Я бы не стал ожидать значительных трудностей на первом этапе…

— Но мы уже проиграли! — закричала Наёмница, выплевывая носом кровавые брызги. — Я не хочу умирать!

— Мы не совершили серьезных ошибок…

— Если бы ты не отвлек меня своими воплями, я бы успела пырнуть того урода и сбежать!

— Если бы ты… если бы я не остановил тебя, все обернулось бы куда хуже, — твердо возразил Вогт. — Ты сама виновата в том, что твой нос кровоточит. Я же предупреждал — нам нельзя брать оружие. Почему же ты не послушалась?

Его голос звучал сердито. Действительно сердито. Наёмница уставилась на Вогта во все глаза.

— Оружие — часть их игры, — продолжил он. — То, что ты делаешь для победы в их игре, приводит к поражению в нашей. За сегодняшний мелкий проступок ты уже расплатилась разбитым носом. Но если ты совершишь что-то более серьезное… последствия будут непоправимы.

— Подожди-ка… нам нельзя никого убивать, это ты пытаешься мне объяснить? — поразилась Наёмница.

На лице Вогта отразилась борьба противоречий.

— Отвечай, — жестко приказала Наёмница.

Вогт медленно, неохотно кивнул.

— Говори!

— Не в такой формулировке. Мы в обители никогда не произносим это слово.

— Чего? Мы не в твоей сраной обители! — отрезала Наёмница. — Да и нет ее больше, вашей обители. Монашки помёрли, служба закончена.

Вогт нахмурился.

— И что за это слово такое? А, — догадалась Наёмница. — «Умереть». Вы не произносите слово «умереть».

— В слове «умереть» нет ничего ужасного. Это естественное завершение жизни. Никто не способен жить вечно. Да и едва ли кто-то хотел бы.

— Ну, значит тогда «убить».

— А вот это неестественное завершение жизни, — ответил Вогт, ежась как от холода. — То, чего вообще не должно происходить.

— Животные тоже убивают.

— Ради выживания, по необходимости. Люди делают это по-другому. Со злостью.

— Скажи — «нам нельзя убивать», — потребовала Наёмница. Кровь уже текла не так активно, но противно стекала по губам. Ощущать вкус жирных соленых капель было омерзительно.

Вогт молчал. Наёмница ввинчивалась в него взглядом до тех пор, пока он не сорвался:

— Я не могу! Да, теперь… теперь я нахожусь в другом месте. Но все еще не могу заставить себя.

— Какой вообще смысл запрещать слово? — разозлилась Наёмница.

— Потому что невозможность и неприятие слова порождают невозможность и неприятие действия.

— Да как же оно невозможно? — усомнилась Наёмница. — Еще как возможно. Вот возьму и сверну тебе шею. Молча.

— Если у тебя нет слова, чтобы обозначить действие, ты не сможешь даже задуматься о подобном поступке.

— Бредни это все, — отмахнулась Наёмница. — Это просто слово, и все. Ну, говори!

— Сказав слово, я обрету возможность совершить поступок.

— Ну, я не думаю, что ты немедленно ринешься рубить всех подряд. И потом, завтра мы сами будем мертвые и холодные.

— Хорошо, — сказал Вогт и замолчал.

— Ну-ну-ну, — поторопила Наёмница.

Он молчал.

— Давай, попытайся. Это совсем просто: «Нам нельзя никого убивать!»

— Нам… нельзя… никого… убивать, — неуверенно повторил Вогтоус, и зрачки у него стали огромными, как луны.

— Хорошо, — похвалила Наёмница, едва уловимо улыбаясь. — Но что все-таки произойдет, если мы…

Вогт побледнел.

— …нарушим это правило? — невинным тоном закончила Наёмница.

— Я… я не знаю, — пробормотал Вогт. — Однако абсолютно уверен: что-то по-настоящему ужасное, — затем он встряхнулся, улыбнулся и принял прежний беззаботный вид. — Какая разница. Мы в любом случае не станем этого делать.

— Но… — еще раз попыталась Наёмница.

Вогт не слушал ее, старательно дергая заведенными за спину руками.

— Когда они связывали меня, я незаметно повернул запястья, чтобы не позволить затянуть веревку туго. Возможно, я смогу ее снять.

Спустя пару минут попыток, к величайшему изумлению Наёмницы, веревка упала в солому.

— Повернись.

Он развязал руки и ей. Наёмница с удовольствием пошевелила затекшими кистями, а затем провела под носом тыльной стороной ладони, пытаясь стереть кровь, но в итоге лишь размазывая ее по всей физиономии.

— Это основное правило игры, — тихо пояснил Вогт, усаживаясь рядом с ней на солому. — В