Шрифт:
Закладка:
Вот почему мастер запретил Вале ходить по цеху в рабочее время.
Валя работала добросовестно и четко. Ее даже ставили в пример. И вот теперь она виновата? Не так-то все просто. Валя не только занималась шестеренкой и шпонкой, она еще следила и за работой приборов, контролирующих все операции. Если бы Валя вдруг ошиблась, на пульте тут же вспыхнула бы красная лампочка. Тогда Валя должна остановить линию и позвать мастера. Два раза так уже случалось. Линию быстро налаживали и снова пускали.
Все четко запрограммировано, более того, исполнено в металле, а меж тем пятьдесят двигателей выбраковано.
Валя ничуть не оробела, когда вдруг собралась толпа технологических экспертов, цвет инженерной мысли завода двигателей. Размеренно делала свое дело и даже успевала отвечать на вопросы, поправлять косынку на голове.
Идет проработка версий.
Если Валя исполнила что-то не так, почему контрольные приборы не отреагировали должным образом?
На свет извлекается шпонка — этакая штучка-невеличка в полспички длиной. Шпонка виновата? Что я говорил!
Замеры говорят: шпонка в допуске. Она оправдана и освобождается из-под стражи.
Тогда виноват паз для шпонки, что я говорил! Паз не дотянули, шпонка выпячивает, шестеренка перекашивается.
Меряют паз — и тут вроде все в допуске. Из ранга обвиняемых паз переходит в свидетели.
Толпа около Вали поредела, устремившись к новой улике. Я протиснулся ближе, чтобы задать причитающиеся вопросы: довольна ли Валя своей работой?
— Между прочим, это не мой брак, — бойко отвечает Валя. — Это был брак ночной смены. Мои-то валы еще когда до сборки дойдут. Я думаю, прибор пошаливает.
В самом деле, что с прибором? Это же электроника, она не подведет. Шпонка может подвести, шестеренка — тем более, человек, в данном случае Валя, может подвести, ошибиться, прозевать, а электроника — нет, не может. У электроники нет права на ошибку.
Значит, сознательный брак? Валю просят не класть шпонку. И сразу загорается красная лампочка на пульте, я же говорил, электроника подвести не может.
Продолжая вести следствие, директор Поташов задает вопрос, с первого взгляда вполне невинный:
— А как брак идет? Все пятьдесят штук подряд или нет?
— Вразнобой, — отвечает начальник сборки.
— Тогда надо повторить без шпонки.
Второй раз коленчатый вал проходит по линии без шпонки. Третий раз. Красный свет. Крас… Нет, не горит. Вот в чем истинная причина, что я говорил!
— В чем? — спрашивает Поташов, оборачиваясь.
— Лампочка перегорела, — бойко отвечает молодой инженер с припевом: что я говорил, пять минут назад доказывающий, что паз виноват.
Но лампочка при следующем пропуске шпонки загорается снова. Кто виноват? Почему молчите, тов. Чтояговорилкин?
Наконец торжествующий механик извлекает на свет божий клемму с едким пятнышком ржавчины на месте контакта. Пятнышко виновато, из-за него и не контачит лампочка. Телефон в гостинице тоже из-за клеммы не работал.
Подумать только, из-за такого малого пятнышка пришлось снять с конвейера пятьдесят двигателей. Что теперь с ними делать? Начальник сборки говорит, что сможет устранить такой пустяковый дефект, не разбирая двигателя.
Хорошо. В порядке исключения дается разрешение. Но на будущее учтите.
— И заменить клемму!
А как же с двухколенчатой Валей? Ведь она первая подала мысль о неисправности прибора. Предъявленное обвинение снимается с Вали, можно объявить ей благодарность, если бы она при этом не ходила по проходу.
Кто же все-таки виноват? Конкретных виновников нет, электроника подвела, она и виновата. Клемма была рассчитана на миллион включений — и чтобы ни одной осечки. Но где-то по дороге осела капелька вредной жидкости.
Раньше во всем был виноват стрелочник. Теперь причина иная — клемма. Виноватых нет.
— Теперь вы видите наши сложности, — говорит Виктор Денисович, когда технологическое следствие было закончено и мы покинули сборку. — Если электроника отказывает, в этом виноваты люди. Мы часто говорим: новая техника облегчает труд. Это верно, но это еще не все. Новая техника предъявляет к современному рабочему новые требования. Труд никогда не сделается легким.
Эпоха благоразумия.
Что дальше?
— Едем в наши трущобы, — продолжал Виктор Денисович. — Не хотел вам их демонстрировать, но так уж случилось. Сегодня там назначено собрание, вернее, политчас. Мне выступать и отвечать на вопросы. Последнее для руководителя всегда неприятно.
Чтобы попасть на другой конец завода, пришлось вызвать машину. Едем по внешней дороге, проложенной вокруг всех заводов КамАЗа.
— Как же вам удалось создать трущобы на новом заводе?
Поташов смеется:
— По собственной инициативе. В проекте, разумеется, их не было. Это как у того строителя, который на вопрос, что он строит, отвечал: «Не знаю. Что получится».
В радиолетописи Светланы Фефиловой говорилось: первый двигатель изготовлен в 1975 году. Отметили выпуск десятитысячного, стотысячного и так далее. Выпущенные двигатели, естественно, не валяются на складе, у нас кризиса перепроизводства нет. Двигатели работают, крутят колесо. И скоро стал вопрос: где ремонтировать выпущенные двигатели?
Ответ: нужен завод по ремонту двигателей. Собственно, такой завод был заложен в проекте, но чертеж, увы, не всегда совпадает с натурой ремонтного завода в положенный срок в натуре не возникло.
А тут и вовсе тревога: первые двигатели отработали в автохозяйствах положенный срок, грузовики стали. Необходим срочный ремонт. Кому ремонтировать? И тогда кто-то сказал:
— У