Порывшись в завалах своей инфы, я согласился с его выводами:

Да!

Ленин и Крупская были как гениальный программист и навороченный компьютер: первый — генератор идей, вторая — идеальный претворитель их в жизнь.

И друг без друга, они никто!

Выпускница математического факультета Бестужевских курсов, по сути была при Вожде большевиков — тем же секретарём-референтом, на которую тот свалил всю «текучку». Через Крупскую шло финансирование, переписка, создание многочисленных учебных центров, конспиративная работа с шифровками, связь с агентурой.

После Октябрьского переворота, обязанности её только увеличивались: Ленин, часами и сутками мог пропадать — балабоня на митингах и гоняя порожняки на заседаниях в Совнаркомах, а его правящий аппарат тем временем — работал как швейцарские часики.

Таким образом, Крупская — такая же созидательница нового государства, его структур и институтов — как и её всемирно известный супруг. Она лично причастна к важнейшим решениям той поры, к расстановке кадров, к назначениям на ключевые посты.

Официальные советские историки, Крупскую называли лишь — «тенью Ленина», всячески принижая её значение. Постсоветский официоз, даже «вспомнил» данные ей клички…

Якобы товарищи по партии, за глаза называли Надежду Константиновну «Миногой» и, даже «Квелой Рыбой».

Так ведь те ещё утверждают, что Революцию совершили рабочие и крестьяне (агенты германского Генштаба из Масонской ложи — нужное подчеркнуть), кто им ещё верит?

Усомнимся, однако!

В реальности же, всё обстояло с точностью наоборот.

Это Вождя пролетарской революции, хорошо знающие всю кремлёвскую политическую кухню люди — называли «Товарищем Крупским»!

То есть — подкаблучником.

Звезда Крупской закатилась вместе со смертью Ленина: сумасшедше-гениальный «программист» умер и, клавиатура его компа — покрылась пылью, ибо никто не знал пароля для входа…

* * *

— Серафим! А мы правда к Надежде Константиновне едем?

— Правда, правда…

Лиза, в который раз ойкнула и прикрыла ладошкой рот:

— Ой, я боюсь!

Резко торможу и выйдя из-за руля «Форда», приглашаю жестом:

— Тогда веди ты! Когда рулишь — бояться некогда.

Глаза боятся, а нога давит на «тапку»…

Домчались до Горок в одно мгновенье!

В принадлежавшей до революции вдове миллионера Саввы Морозова усадьбе «Горки», Ленин доживал последние два года и умер здесь же в январе 1924 года. Отличный выбор, надо признаться: лес, река, пруд, хорошо сохранившийся дом с электричеством и паровым отоплением.

В «реальной истории» хватились только в 1949-м году: после полномасштабной реконструкции и обустройства парковой зоны, в усадьбе открыли музей.

К 50-летней годовщине смерти Вождя, вместо несостоявшегося на Волхонке, было принято решение о возведении Мемориального музея Ленина в Горках.

Моё вмешательство изменило естественный ход истории и «Музей В. И. Ленина в Горках» решено было создать уже зимой-весной 1925-го года. Чтоб с одной стороны занять Крупскую делом — поставив её Заведующей, а с другой — убрать сей раздражитель кремлёвского спокойствия подальше с глаз долой.

Приехав, мы с Елизаветой застали работы по устройству музея Вождя в самом разгаре: сюда как раз перевозили рабочий кабинет Ленина из Кремля. Командовала «парадом»…

Да, это она.

— Эй, товарищ, — меня тут же окликнула, — подсобил бы людям, чего истуканом стоишь!

Почему бы и, не подсобить?

— Эй, вы двое! Хорош курить! А ну-ка схватили этот диван и понесли!

Те было послали меня на хер — но я негромко шепнул, мельком глянув на часы:

— За полчаса управитесь — по червонцу на водку дам.

После этого, только и оставалось притормаживать:

— Товарищи! ОСТОРОЖНО!!! Не дрова всё же таскаете. А историческую РЕЛИКВИЮ!!!

Тем временем, Елизавета шмыг к Крупской и смотрю — уже о чём-то оживлённо с той защебетала.

Перетаскав под моим руководством всю мебель с грузовиков в одну из комнат, грузчики получили с меня «мзду» и куда-то мгновенно испарились.

Подхожу и слышу:

— Надежда Константиновна, разрешите представить: это Свешников Серафим Фёдорович…

То, да сё, как обычно при первом знакомстве, и:

— Вы ко мне по какому-то делу, товарищ Свешников?

Смотрит, несколько настороженно или мне это так кажется, из-за характерной выпуклости её глаз, делающую её похожей на некое земно-пресно-водное или даже на человека-амфибию из кинофильма по мотивам фантаста Беляева.

— Надежда Константиновна! Коллектив Архитектурного отдела «Особого проектно-технического бюро № 007», разработал проект дома-музея Владимира Ильича Ленина…

Разворачиваю перед её носом альбом с эскизами:

Рисунок 38. Леонид Павлов. Макет Центрального музея В. И. Ленина в Москве.

— … И дал мне поручение ознакомить с проектом Вас.

На самом деле, это проект архитектора Павлова, реализованный в стекле и бетоне в семидесятые годы.

Глаза у неё вмиг потеплели и, Крупская с большим интересом стала рассматривать рисунки, по завершению сказал:

— Слишком вычурно и думаю — дорого. ОН(!!!) бы не одобрил.

— Насчёт «дорого» — не берите в голову: на общем собрании коллектива «ОПТБ-007», было решено перечислять десятую долю процента прибыли на увековечивании памяти Ильича…

Перебив, Елизавета восторженно:

— Это Серафим три года назад предложил переименовать нашу Ульяновку в Ульяновск!

— Вот, как?

Во взгляде Крупской, как мне показалось — появилась какая-то материнская нежность.

Слегка кивнув, подтверждая слова своей спутницы, я продолжил:

— Насчёт же «вычурности»… А каким Вы, представляете себе музей Ленина, Надежда Константиновна?

Та, задумалась, затем решительно взяв нас обоих за локоток:

— Вы были бы не против, разделись со мной мой скромный обед, товарищи?

Мы с Елизаветой были вовсе не против…

* * *

Гостили у Крупской три дня.

Утром, перед расставанием, инструктирую её за чашечкой привезённого из самого Парижа кофе:

— Лиза! Через Надежду Константиновну узнай, как можно больше про Якуба Ганецкого. Если есть возможность порыться в её или Владимира Ильича личном архиве — якобы ища материалы для увековечивания памяти Вождя пролетарской революции, то обязательно воспользуйся этим.

Та, с ходу:

— Насколько мне известно, Ганецкий — Яков или Якуб, работает в Наркомате внешней торговли. Ты про него?

Спросила бы что-нибудь полегче.

— Возможно, есть ещё один Ганецкий… Не знаю! Но постарайся узнать, не задавая прямых вопросов Крупской.

— Хорошо! Узнаю, что всё могу.

Расставаясь, чувствуя себя последним поддонком, даю последнее напутствие:

— Только умоляю тебе, Лиза: будь осторожней!

— Не бойся — я уже девочка взрослая.

Затем, я уехал с эскизиком довольно скромненького здания — к которому мы с вдовой Ленина пришли в результате консенсуса, а Лиза осталась у Крупской «стажироваться» на секретаря-референта.