Маленький Сесил скачет вверх-вниз,

Он правит и двором, и короной,

Со своим братом-клоуном Берли,

В большом халате с лисьим мехом;

Длинной прокламацией

Клянется, что спас город[1146][1147].

«Длинная прокламация» осудила Эссекса за изменнические действия начиная с 1599 года. Однако обвинения Сесила (что Эссекс добивался короны, намеревался силой захватить Елизавету, устраивал заговор для убийства судей, участвовал в католическом заговоре и договорился с Тироном, что он высадит армию из 8000 солдат, чтобы низложить королеву) были сфабрикованы[1148]. При всей неразборчивости в средствах Сесил стремился создать условия, в которых он сможет спокойно возвести на английский престол Якова VI и сохранить место главного министра, несмотря на особую роль Берли в казни Марии Стюарт.

С этой целью Сесил начал тайную переписку с Яковом, чтобы установить взаимное доверие, проинструктировать будущего короля по задачам, которые ожидают его в Лондоне, и таким образом сделаться для него незаменимым[1149]. Обмен первыми письмами произошел в марте-июне 1601 года, далее переписка шла на оговоренных условиях. Во-первых, Елизавете следовало оказывать всемерное уважение, Яков должен отказаться от попыток получить власть раньше времени или стремиться к парламентскому признанию своего титула. Во-вторых, их договор следовало держать в тайне, поскольку, как сказал Сесил, «если бы Ее Величество узнала о том, что я сделал… возраст в сочетании с женской подозрительностью могли бы навести ее на дурные мысли о том, что на деле направлено к охранению королевы»[1150].

Последнее недомогание застигло Елизавету в Ричмонде в феврале 1603 года. «Я здорова, у меня ничего не болит, – сказала она, – но все равно чахну». Симптомы выражались в бессоннице, потере аппетита и физической слабости. 20 дней она практически не спала, отказываясь от услуг докторов. Сесил 12 дней обеспечивал полную секретность, но в марте начал готовить окончательный переход власти. Граф Нортумберленд, с которым он консультировался, 17 марта сказал Якову VI: «Эта катастрофа заставила всю страну наводить справки, люди открыто обсуждают право Вашего Величества, и все в общем принимают вас». Граф полагал, что общественное мнение целиком на стороне Якова, «хотя некоторые хранят молчание». Он также рассказал о шагах, предпринятых Тайным советом, чтобы обеспечить наследование престола: «Они вызвали к себе некоторых вельмож… в дальнейшем соберут еще больше». В Лондоне усилили стражу и разослали указания президентам региональных советов и лорд-лейтенантам в графствах. Тайный совет рассматривал роль аристократии как особо важную «и для консультаций, и в других отношениях для блага государства и подавления того, что может вызвать волнения»[1151].

Примерно 20 марта Сесил отправил Якову проект прокламации о наследовании престола, документ, который «так сладко звучал» в его ушах, что «он не мог изменить ни ноты в такой замечательной гармонии»[1152]. После краткой ремиссии Елизавету залихорадило, и к 21 марта она уже хотела умереть. Вечером 23 марта она потеряла сознание и пришла в себя рано утром. Королева скончалась незадолго до 3 часов ночи 24 марта в окружении тайных советников и епископов во главе с архиепископом Уитгифтом. Советники немедленно сообщили в Уайтхолл. В 6 утра текст прокламации о восшествии на престол Якова был одобрен. Через несколько часов прокламацию зачитали у ворот Уайтхолла, а затем повторили на организованной церемонии на лондонском Чипсайд-Кросс. Четыре графа, четыре барона, весь Тайный совет, судьи, мэр Лондона и члены городского совета проследовали через Сити в своих мантиях. Впереди шли трубачи, герольды и главный герольдмейстер Английской геральдической коллегии. Сесил сам провозгласил: «Яков I, король Англии, Франции и Ирландии, Защитник Веры и т. д.». Затем прокламацию напечатали для распространения в графствах[1153].

Обсуждение других претендентов на престол было запрещено. Иной раз говорят, что Елизавета на смертном одре назвала Якова своим наследником, но надежных подтверждений этому нет. Скорее всего, Яков I унаследовал престол, потому что Сесил и лорд Генри Говард подготовили почву, потому что он был самым реалистичным выбором и потому что 15 пэров и советников подписали ордер на прокламацию в его пользу. По сути, его мирное престолонаследие показало, что централизация политики и победа придворного круга стали всеобъемлющими, хотя насколько продолжительным окажется влияние двора на национальную политику – это другой вопрос.

За период после битвы при Босуорте до кончины Елизаветы произошли большие перемены. Население страны удвоилось, монастыри и пожертвования на помин души были ликвидированы, церковь подчинилась короне и мирянам. Национальное самосознание очертили антипапская кампания Генриха VIII и война Елизаветы с Испанией: «государственность» стали определять в понятиях английской культуры и закона. Утвердили и провели в жизнь требования унитарного государства и общего права; в церковных приходах укоренилась англиканская церковь; северные графства и Уэльс были подчинены региональным советам, а Ирландия покорена. Идеи «неофеодального» несогласия потеряли актуальность: власть «старой» аристократии перешла к «новому» поколению придворных. Несмотря на то что политическая власть в 1600 году была более широко распределена, чем в 1480-м, это, безусловно, укрепило стабильность. Джентри входили в парламент и играли ключевую роль в местных органах управления как заместители лейтенантов и мировые судьи. Более того, с ростом значения местных налогов в гражданской и военной администрации такие служащие, как констебли, церковные старосты и инспекторы по делам бедных, тоже приобрели влияние. Однако если Генрих VII правил в сотрудничестве с территориальными магнатами и их зависимыми родственниками, то Елизавета руководила через своих придворных, их слуг и протеже. И последнее, развивалось книгопечатание, что повлекло за собой технологические и языковые нововведения, повышавшие уровень грамотности народа, начиная с йоменов.

Особенно важно отметить в сравнении с Францией, что религиозное урегулирование 1559 года было проведено без применения оружия. Почти единогласная поддержка, оказанная покупателями бывшей церковной собственности, сыграла решающую роль в возвращении королевской супрематии, но насилие было менее характерно для тюдоровского общества, чем в XV столетии. Споры решались в суде, а не мечом, особенно после восстаний 1549 года. С одной стороны, Тюдоры настаивали на уважении статутного и общего права, а с другой – увеличение количества «работающих бедных» побуждало собственников к сплочению своих рядов. Во Франции XVI века стены и рвы укрепленных городов поддерживали, а в Англии они развалились или их разбирали. Несмотря на угрозу католического вторжения и возможных гражданских волнений, Генрих VIII и Елизавета никогда не придавали своим замкам и оборонительным сооружениям внутренних полицейских функций. Только в северных гарнизонах Берика и Карлайла существовала крепость внутри города. Неоготические внутренние дворы, караульные помещения у ворот, рвы с водой, парапетные ограждения, башни и башенки тюдоровских «удивительных» домов имели декоративное, а не практическое значение.

Да, попытки второй половины XV века «воссоздать» английскую монархию при помощи дополнительного финансирования оказались безуспешными. Особенно знаменательно, что Генрих VIII пустил по ветру львиную долю доходов от бывших церковных земель в 1540-е годы, а Елизавета и Берли отказались