Затем прошептал:

— Да, я буду рядом.

Да.

Он будет.

Через год, два, двенадцать.

Всегда.

Я прижалась ближе и прошептала в ответ:

— Да.

Он замолчал.

Я тоже.

Потом я снова заговорила.

— Устал?

— Ни хрена. — Снова уверенно.

— Хочешь поговорить?

— Нет.

Я прижалась еще ближе.

— Заняться любовью?

Без промедления, без единого слова, Чейз перекатился на меня, его губы коснулись моей шеи и заскользили вверх и вниз.

Я восприняла это как «да».

— Потрахаться? — прошептала я альтернативное предложение.

— Заняться любовью, — пробормотал он мне в подбородок, и я ухмыльнулась в лучах рассвета, когда руки Чейза скользнули под его толстовку.

Затем я прошептала в ответ:

— Мне подходит.

Эпилог

Всего тебя

Год и шесть недель спустя

— Для меня большая честь и удовольствие объявить вас, Чейз Китон и Фэй Китон, мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Мой взгляд скользнул от преподобного к Чейзу.

Его глаза казались очень-очень голубыми.

Они казались очень-очень счастливыми.

Прямо как я.

Я не знала, что затаила дыхание, пока его губы не коснулись моих, его глаза не увеличились при приближении, и он не прошептал мне в губы:

— Фэй, детка, дыши.

Я втянула воздух.

Потом он поцеловал меня.

Закончив под аплодисменты и овации, он, не отрываясь от моих губ, прошептал:

— Жвачка.

Я улыбнулась ему в губы.

* * * * *

Тай

Год, пять недель и шесть дней назад

Они должны были это понять.

Но они не поняли.

Или, может быть, не ожидали от такого человека, как Китон.

Но их не было там, они не видели, как Китон выкапывает ее голыми руками, прыгает в яму, и при звуках ее дыхания на его лице отражается агония облегчения, как он вытаскивает ее, падает на задницу и сворачивается вокруг нее в кокон.

Тай был там. Тай это видел. И Тай испытал такое же облегчение, когда Лекс позвонила ему после похищения Фуллером, и когда он увидел ее в больнице.

Так что он знал, что когда человека, похитившего и похоронившего Фэй заживо, поведут через участок (по каким-то гребаным причинам), Китон не сдержится и не будет просто смотреть.

Так и вышло.

Тай никогда не видел, чтобы мужчина двигался так быстро. Не в своей жизни.

Но в одну секунду Китон сидел за своим столом, а в следующую уже был в другом конце комнаты, пригвождая мужчину к стене и сжимая горло ублюдка.

Офицеры сорвались с мест, но Тай и Стерлинг уже пришли в движение, добрались туда первыми и окружили Китона.

Китон стоял с ублюдком грудь к груди, нос к носу, и мужчина задыхался.

— Каково это, когда нет воздуха? — прошептал он с ледяными глазами и каменным лицом.

— Отойдите, детектив, — пробормотал Стерлинг.

— Ты оставил ей три часа воздуха, а не четыре, — продолжал шептать Китон, выдавливая из пленника кислород.

— Чейз. — Тай подошел ближе.

— Три часа воздуха, — прошипел Китон.

— Брат, ты не делаешь этим Фэй никаких одолжений, — тихо сказал ему Тай. — Ей нужно, чтобы он заплатил. Не ты. Отойди.

Китон смотрел мужчине в глаза.

Тай подошел ближе.

— Отойди, Чейз, — прошептал Тай.

Мускул на челюсти Китона дернулся, и Чейз оттолкнулся, отступив на шаг, когда мужчина вскинул обе руки в наручниках к своему горлу и судорожно закашлялся.

— Пошли на улицу, — пробормотал Тай, и Китон, все еще не сводивший глаз с похитителя, чье избитое лицо было в синяках и опухло, долго оставался неподвижным, прежде чем двинуться к двери.

Тай взглянул на Стерлинга и зыркнул на офицеров, после чего последовал за Китоном. Он нашел его стоящим у его грузовика, с опущенной головой, обеими руками опирающегося на капот.

Тай остановился рядом.

Китон не медлил, задав Таю вопрос, исходивший из самых глубин его души.

— Как ты с этим живешь?

Тай знал, о чем спрашивал Китон. Как он жил, зная, что его женщину, в которой он нуждался, как в воздухе, похитили, и более того, Тай был на волосок от того, чтобы ее потерять.

— Вчера, прошлой ночью и сегодня утром я держал на руках мою малышку, — ответил Тай, и Китон оттолкнулся от грузовика и повернулся к нему.

— Так просто? — прошептал он.

— Нет. Это обжигает меня каждый день. Каждый гребаный день. И каждую ночь она засыпает рядом со мной. Так что это непросто, но я спотыкаюсь о ее туфли, разбросанные по полу, она приносит мне коктейль, утром я беру уже готовую сумку для спортзала, и меня обжигает по-другому. Это лучший вид ожога, который означает, что я могу жить с тем другим. Без проблем.

— А она? — спросил Китон.

— Насколько я могу судить, она этого не чувствует, — ответил Тай, и Китон вскинул брови.

— Ты никогда этого не видел? Не чувствовал? — напирал он, и Тай покачал головой.

— Никогда. Не сейчас. Не после того, как ты вытащил ее из дела со стрельбой в Фуллера. Она живет в солнечном свете, с новорожденной девочкой, в большом доме, который она может наполнить вещами, и со мной. У нее есть все, что она когда-либо хотела. Многие люди не получают даже немного из того, что хотят. Она это понимает, ценит и не тратит время на херню, что случилась в прошлом. Госпожа Удача изменила к ней отношение, когда она встретила меня, и ко мне, когда я встретил ее. Она это тоже понимает, не сомневается, просто смотрит вперед и продолжает вести меня к свету.

Китон выдержал его взгляд.

Затем прошептал:

— Элла Алекси.

Тай усмехнулся и прошептал в ответ:

— Элла Алекси.

— Она красивая?

— Только одно я видел прекраснее в своей жизни — это ее маму, стоящую рядом с «Чарджером» возле тюрьмы. Но скажу тебе, брат, я люблю свою жену, но никогда не чувствовал ничего более прекрасного, чем тяжесть моей малышки на своих руках. Такая чертовски тяжелая, такая чертовски легкая, такая чертовски маленькая, такая чертовски огромная. Она — всё. Всё, кем являемся Лекс и я. Она — гребаное всё.

— Тогда это очень просто, — подвел итог Китон.

Тай выдержал его взгляд.

Потом ответил:

— Да.

Китон кивнул, прежде чем пробормотать:

— Я должен ехать за Фэй к ее родителей и привезти сюда для подачи заявления.

— Езжай, — подтолкнул Тай.

— После этого она захочет встретиться с Эллой.

Тай снова ухмыльнулся.

— Не терпится завести своих.

— Фэй? — спросил Китон, его губы дернулись.

— Нет, брат, тебе, — ответил Тай, и Китон покачал головой.

— Уже давно, — сказал он Таю, и Тай почувствовал, как его брови приподнялись.

Затем спросил:

— Сколько?

— Троих.