Жизнь в монастыре была целиком пропитана этим духом. В эпоху, когда пауперизм в большинстве случаев перерождался в еретический спиритуализм, Франциск и Клара показывали, что проблема лишь в том, чтобы по-настоящему любить Христа бедного.

Вопрос был не в том, чтобы существовали бедные люди или общины (таких при желании могло быть очень много), а чтобы общины и люди были «богаты бедностью», а это возможно лишь для тех, кто «стремится вслед за Христом» как за Суженым, ради Которого можно пожертвовать всем.

Поэтому тот, кто сегодня говорит об «обете бедности» как о выборе расплывчато «религиозного» характера, ставящего целью подчеркнуть социальные злоупотребления, тот сводит его к псевдо-интеллектуальной идеологии, лишенной к тому же исторической реальности. И они еще взывают к Христу, благосклонно считая его примером для подражания! Такая идеология чужда всякой христианской духовности и неведома святым.

Тот кто не понимает этого, охотно превозносит бедность Франциска и Клары, но потом, при описании других сторон их жизненного выбора, не скрывает недоумения и досады. Например, покаяния Клары: невероятные, суровые. Или же ее долгие посты («Дни скудного питания, — отмечает летописец, — чередовались с днями полного воздержания от пищи»).

Франциск даже вынужден был вмешаться, заставив ее есть «хотя бы полторы унции хлеба в день». А ее невыносимые власяницы из свиной щетины, которые она носила прямо на голое тело! А долгие ночи, которые она проводила в молитвах, распростершись на земле в течение многих часов! А короткий сон на сухих ветках («вместо подушки — камень»)! Она оставляла за собой самые неприятные и унизительные обязанности (настаивая на том, что именно она «должна мыть сидения больных»), желала мыть и целовать заляпанные грязью ноги монахинь, возвращавшихся после сбора пожертвований.

Но общественное непонимание было для Клары так же далеко, как далека сухая абстракция от любви. Зато совсем близко от нее было лицо Распятого Христа, по которому она так сокрушалась, что глаза ее постоянно были в слезах, отчего сестры-монахини боялись, что она потеряет зрение. «Казалось, что она постоянно держит на руках Христа, обливая его слезами и покрывая поцелуями». Так пишет ее первый биограф. И ежедневно, около трех часов пополудни, вспоминая о смерти Христа, она жестоко бичевала себя, потому что в час страстей Христовых всех ее слез не хватило бы.

Что же касается воспитания Кларой послушниц, об этом говорится лишь следующее: «Она учила послушниц оплакивать Распятого Христа… и зачастую, призывая их к этому, она сама обливалась слезами».

Однако никто и никогда не видел ее печальной. «Если обычно, — отмечает летописец, — суровое физическое покаяние ведет зачастую к духовной депрессии, на Кларе это отражалось совсем по-другому: изнуряя себя, она сохраняла видимость жизнерадостного человека».

По предписанию Франциска в двадцать один год Клара получила титул и полномочия настоятельницы, и на этом посту она оставалась до сорока лет.

Монахини свидетельствуют, что «распоряжения она отдавала очень смиренно и боязливо».

Сказать, что она вела за собой общину собственным примером, значит не сказать ничего. Она вела ее, выказывая собой «сияние правды».

«Когда она возвращалась после моления, — рассказывает одна из сестер, — все радовались, как будто она сошла с небес». «Казалось, что все блага были в ней», — добавляет другая.

Насколько строга она была к себе, настолько «мягка и ласкова» со своими монахинями. Она говорила, чти игуменья должна уметь «утешать страждущих и быть последним прибежищем для терпящих лишения». Она не была лишена педагогической мудрости: «Когда святейшая мать посылала сестер за стены монастыря, — вспоминает одна из них, — она наставляла их, что, когда они увидят прекрасные, цветущие и плодоносные деревья, они должны восхвалять Бога, а также если увидят людей или других живых существ, то за всех и за все восхваляли бы Бога».

Бона ди Гуэльфуччио, та самая подруга, которая сопровождала Клару на тайные свидания с Франциском, а потом последовала за ней в монастырь, оставшись с ней на всю жизнь, выступая свидетельницей на канонизации Клары, рассказала о некоторых эпизодах их юности.

Но потом, когда должна была рассказать о долгих годах их монашеской жизни, она не смогла говорить. Когда речь зашла «о святости Клары», она сказала, что святости было столько, что в душе ее хранилось бесконечно много, хотя словами выразить это не могла, ибо для того, чтобы говорить о святой матери Кларе, надо обладать особым мастерством.

Мы должны опустить подробности о тех чудесах, которые случались обычно, когда Клара совершала крестное знамение, которым как бы передавала больным людям, а также предметам свою пламенную любовь к Христу. И Иисус отвечал ей чудесами. Все считали эти чудеса почти естественными, потому что понимали, «что любимое Распятием обменивалось с любящей».

Мы опускаем также видения, которые посещали не только одну Клару, постоянно погруженную в божественные мысли: и ее сестры иногда зримо ощущали ее близость к Сыну Божьему.

Тем не менее, следует вспомнить хотя бы знаменитый эпизод осады монастыря сарацинами. Их бросил на Ассизи Фридрих II, чтобы досадить папе Иннокентию III, который очень любил этот город и считался его опекуном. Так же, как Франциск и Клара, Фридрих был крещен в купели в Ассизского собора. Теперь же многие считали его воплощением Антихриста.

Город подготовился к осаде, но монастырь св. Дамиано находился за стенами города, и не было никого, кто мог бы защитить этих «бедных женщин». Не было и братьев-монахов. Франциск, когда-то имевший мужество безоружным встретиться лицом к лицу даже с ужасным султаном Медокомэль Камелем, уже умер. Клара уже давно болела и неподвижно лежала на своей убогой койке; ее жесткое ложе покрыли соломой, и она вынуждена была согласиться.

Она просит подвести ее к дверям монастыря и положить перед ней небольшой серебряный ларец, в котором хранилась Евхаристия. С трудом она падает ниц на землю. Когда жестокие сарацины уже перелезли через стену, окружавшую монастырь, Клара дотрагивается руками до драгоценного ларца, моля Бога: «Господи, храни Твоих рабынь, ибо я не могу их охранить!» И тогда две сестры, поддерживающие Клару, слышат — о чем дадут клятвенное свидетельство на процессе канонизации — нежнейший детский голосок, исходящий из дарохранительницы: «Я буду защищать тебя всегда».

Никто не знает того, что же случилось, однако сарацины внезапно отступили, не осмелившись приблизиться к дверям, где молилась Клара. Вечером того же дня она позвала двух сестер, взяв с них клятву, что пока она жива, они никому и никогда не расскажут о том, что слышали.

В жизни Клары не было недостатка и в тех типично францисканских качествах, когда святость как бы приближается к райскому состоянию,