— А я — здесь, — настаивал на чём-то своём Синда. — Семена средиземских деревьев проросли за морем, а потом прилетели назад. Должны ли мы считать их сорняками?

— Нет, — твёрдо заявила Зеленоглазка, и Маблунг замолчал.

Теперь речь на высоком берегу не звучала, доносились лишь пение соловья и шум ветра в пышных кронах буков.

***

Шалаш очень быстро наполнился самым разным народом. Здесь были и молодые, и старые, и совсем дети. Кто-то притащил козу, навесил на неё бубенцы.

Галдор, Глорэдэль и Кабор пытались уловить хоть что-то в неразборчивом гомоне, но халадины говорили на каком-то своём наречии, все слова которого звучали весьма похоже и одинаково непонятно. Гостям указали садиться на сваленные кучей ветки и шкуры, кто-то седой и бородатый притащил огромный барабан. Хозяева торжества весьма неоднозначно косились на дор-ломинских сородичей, что-то «халалакая» друг другу.

— Обсуждают и не стесняются, — развеселился Кабор. — Надеюсь, они не догадались о моём истинном имени.

Глорэдэль заулыбалась, в этот момент пожилой халадин начал бить в барабан, и получилось на удивление интересно. Какие-то девушки с оголённой грудью принялись прыгать с ноги на ногу, кружиться и ритмично двигать согнутыми в локтях руками, сжимая и растопыривая пальцы.

— Ты был похож на лягушку во младенчестве, — скривился Галдор, — а эти так лягушками и остались.

— Лягушка в доме — к счастью! — супруг Глорэдэль сказал это с интонацией учителя маленьких детей. Только «утю-тю» добавить осталось.

Женщина с седыми волосами и закрытой шкурой волка грудью подошла к гостям, протянула что-то, похожее по виду на тонко нарезанное вяленое мясо.

— Муравьи, — сообщила она, испытующе взглянув на гостей.

Разумеется, Галдора ей было не удивить, он сразу же попробовал и, оценивающе пожевав, одобрительно кивнул:

— Сюда бы соснового отварчика да кленового сока с льняным хлебом.

Похоже, женщина не ожидала такой реакции, поэтому захлопали короткими ресницами и, открыв рот, обернулась на вождя. Одна из танцующих девушек вдруг остановилась, уставилась на гостя чёрными, словно состоящими из одних зрачков глазами.

— Ты чужой-ой-ой! — начали выкрикивать, прихлопывая и стуча по барабану, остальные плясуньи. — Ты другой-ой-ой!

Ты не мой-ой-ой!

Зверь лютый!

Но подожди!

Не уходи!

Подумай!

***

— У них не только имена эльфийские, — внезапно заговорил Маблунг, когда замолчал соловей. — Они ещё и песни наши поют. Не признают этого, конечно, говорят, мол, сами сочинили, но я же знаю, кто их обучил.

— Кто же? — заинтересовался Аклариквет.

Страж подумал, тепло улыбнулся и загадочно ответил:

— Это была Белая Звезда.

Примечание к части Песня «Чужой» гр. «Мельница»

Лучшее место для тайного свидания

Восхищённых коротких писем снова была гора. К ногам певицы с белоснежными волосами падали шёлковые цветы, признания в любви, угощения в красивых обёртках, украшения и даже расшитые накидки. И всё ещё незамужняя племянница главного советника короля Тингола с радостью пользовалась благосклонностью публики.

Нимродель снова затмила всех: и Даэрона, и его подражателей, и даже весёлые гости-наугрим признали: плясать под музыку Белой Звёздочки можно сколь угодно, пока ноги держат. А перестанут держать — сядем и будем махать руками, косами, бородами, а, главное, подпевать.

Менегрот веселился. В подземной столице Дориата праздновали День Воссоединения короля и народа, вспоминали, как много лет назад, после долгих безнадёжных поисков обрели не только владыку, но и владычицу, благодарили Мелиан за добродетель и помощь. Ни Ольвэ, ни Эола, разумеется, не упоминали вслух, однако по глазам некоторых ногродских мастеров было видно — они друга забывать не собираются, а молчат лишь из вежливости.

Служанки спешно помогли Нимродель собрать дары и отнести в её покои. Девушка знала: дядя спросит, кто предлагает его любимой племяннице брак, будет настаивать на самом выгодном варианте, но сама певица не хотела выходить замуж. Очевидно ведь, поклонников и даров сразу заметно убавиться, и Даэрон снова окажется любимцем публики, а Нимродель славой делиться не желала.

Записки, записки, записки… Перед глазами вставали восхищённые лица тех, кого она узнавала по подписи, остальных же выдумывала. Нет, никто из этих эльфов не хорош достаточно.

Вдруг одна записка из вороха привлекла особое внимание — послание оказалось написано не на дориатской бумаге, а на тончайшей коже, причём сразу определить, какого животного, не вышло.

«Я не смогу ждать тебя вечно у границы — меня заметят, — гласили написанные узнаваемым почерком слова. — Две дюжины дней, не более. Умоляю — приди, покажись хоть на миг. Я проделал этот путь только ради тебя».

На обратной стороне находилась карта с указанием места встречи.

Сердце Нимродель пропустило удар. Спрятав послание в ящик с гребнями и шпильками — туда точно не станет заглядывать дядя, эльфийка ощутила бурю противоречий. Разумеется, Амрот, сын Амдира, кем бы он ни был сейчас, тоже не подходил вольнолюбивой певице в мужья, а, учитывая, что его семья ушла из Дориата вместе с голодрим, ситуация становилась совсем отвратительной, но Нимродель ничего не могла с собой поделать: ей стало страшно любопытно взглянуть на давнего воздыхателя. Он ведь, действительно, проделал огромный путь ради неё! Это очень льстило.

Однако эльфийка совершенно не представляла, каким образом может покинуть Менегрот. Что сказать родителям и, особенно, дяде? Хочет отправиться за вдохновением? Возможно. Но как пойти без нежелательного сопровождения? Кому можно доверить тайну?

Конечно, можно взять Митреллас и сказать, что зайдут в гости к Неллас, вместе будут петь песни и сплетничать, поэтому мужчинам нет смысла сопровождать королевскую советницу. С другой стороны, всё равно от всевидящего взгляда королевы не укроется ничто, однако вряд ли Мелиан расскажет Саэросу о тайных делах его сродницы. В конце концов, встреча может быть и случайной. Подумав ещё некоторое время, Нимродель пришла к выводу, что отправляться как бы в гости вдвоём с подругой — лучшее решение.