И что же за женщина эта его Brasileira?

Да как вам сказать? У нее масса достоинств. Привлекательная, находчивая, с железной волей. Она рыщет по свету в поисках своей исчезнувшей юной дочери. Это главная тема романа – поиски дочери, которые заслоняют собой все другие заботы героини. Мне она кажется женщиной замечательной. Если бы такого персонажа списали с меня, я бы возгордился.

Я непременно прочитаю этот роман. Как, вы говорите, он называется?

«Мистер Фо» – Ф-О. Его перевели на португальский, но, боюсь, тираж уже распродан. Если хотите, могу прислать вам английский оригинал.

Да, пришлите. Я давно уже не читала по-английски, но интересно же узнать, во что обратил меня деревянный человек.

[Смех.]

Интервью взято в Сан-Паулу, Бразилия, в декабре 2007 года

Мартин

В одной из его последних записных книжек Кутзее рассказывает о знакомстве с вами, состоявшемся в 1972 году, в день, когда вы оба проходили собеседование в Кейптаунском университете, рассчитывая получить там работу. Рассказ этот занимает лишь несколько страниц – если желаете, я их вам прочитаю. Думаю, он предназначался для третьей книги его воспоминаний, так и не увидевшей свет. Как вы сейчас услышите, Кутзее прибегает к той же условности, которая использована в «Отрочестве» и «Молодости», – объект повествования обозначается как «он», а не «я».

Вот что пишет Кутзее:

«Перед собеседованием он подстригся. Подровнял бороду. Облачился в пиджак, повязал галстук, и если до звания „мистер Степенство“ ему по-прежнему далеко, то на Дикаря с Борнео уже все-таки не очень похож.

В приемной еще двое кандидатов на место. Они стоят бок о бок у выходящего в парк окна и вполголоса разговаривают. Похоже, они знают друг друга или, по крайней мере, успели завязать знакомство здесь».

Вы не помните, кем был этот третий?

Он работал в Стелленбосском университете, но имя его я забыл.

Кутзее продолжает: «Такова британская манера: выгнать соперников на арену и посмотреть, что получится. Нам приходится заново привыкать к тому, как в Британии делаются дела. Британия – маленький корабль, забитый пассажирами по самый планшир. Закон джунглей. Звери рычат и скалятся, каждый охраняет свою территорию. Американцы в сравнении чинны и даже мягки. Ну так в Америке и попросторнее, больше места для учтивости.

Капские провинции, может быть, и не Британия, может быть, они с каждым днем все больше отдаляются от нее, и все же то, что уцелело от британских способов ведения дел, они крепко прижимают к груди. Во что обратятся они без этой спасительной связи? В маленькую стоянку на пути в никуда, в обитель варварской праздности.

В прикнопленном к двери распорядке собеседования указано, что он должен предстать перед комитетом вторым. Номер Один, когда его вызывают, спокойно встает, выбивает трубку, укладывает ее в то, что, надо полагать, называется кисетом, и уходит за дверь. Через двадцать минут он возвращается, лицо его непроницаемо.

Его черед. Он входит, ему жестом предлагают сесть в конце длинного стола. На другом конце сидят инквизиторы, их пятеро, все мужчины. Поскольку открытые окна комнаты выходят на улицу, по которой то и дело проезжают машины, ему приходится напрягаться, чтобы расслышать их, и повышать голос, чтобы они услышали его.

Несколько вежливых отвлекающих маневров, затем первый настоящий выпад: если он получит место, каких авторов ему хотелось бы преподавать?

– Преподавать я могу практически кого угодно, – отвечает он. – Я не узкий специалист. И считаю себя эрудитом.

Ответ по меньшей мере разумный. Маленькая кафедра маленького университета была бы, надо полагать, рада получить мастера на все руки. Однако по наступившему молчанию он понимает, что ответил не лучшим образом. Слишком буквально воспринял вопрос. Это всегда было его недостатком: он слишком буквально воспринимает вопросы и слишком коротко на них отвечает. А этим людям краткие ответы не нужны. Им нужно нечто более неспешное, более пространное, такое, что помогло бы им понять, какого рода человек сидит перед ними, какой из него получится коллега, приживется ли он в провинциальном университете, делающем в трудные времена все возможное, чтобы сохранить высокие стандарты, не позволить пламени цивилизации угаснуть.

В Америке, где к поискам работы относятся очень серьезно, люди, подобные ему, люди, не умеющие прочитывать сокровенный смысл вопросов, говорить длинными закругленными периодами, убедительно подавать себя – короче говоря, не обладающие навыками общения, – посещают специальные курсы, на которых их учат смотреть собеседнику в глаза, улыбаться, давать на каждый вопрос исчерпывающий ответ и выглядеть предельно искренними. Презентация себя: так это называют в Америке – причем без тени иронии.

И все же какие авторы для него предпочтительнее? Кому было посвящено его последнее исследование? Считает ли он себя достаточно компетентным, чтобы вести семинар по среднеанглийскому языку? Ответы его становятся все более пустыми. Правда состоит в том, что работа эта ему, вообще-то говоря, не нужна. А не нужна потому, что в глубине души он знает: в преподаватели он не годится. Ему недостает темперамента, недостает пыла.

Собеседование он покидает в состоянии мрачнейшего уныния. Ему хочется убраться отсюда сразу, без задержки. Но нет, сначала необходимо заполнить бланки, получить деньги – оплату проезда.

– Как все прошло?

Вопрос задает кандидат, прошедший собеседование первым, курильщик трубки». Это, если не ошибаюсь, вы.

Да. Правда, впоследствии я от трубки отказался.

«Он пожимает плечами.

– Шут его знает, – отвечает он. – Так себе.

– Не выпить ли нам по чашке чая?

Вопрос берет его врасплох. Разве они не соперники, не враги? Дозволяется ли соперникам брататься?

Уже близок вечер, в кампусе пусто. В поисках названной чашки чая они отправляются в Студенческий клуб. Там закрыто. Эм-Джей – так он представился, – достает трубку.

– О, простите, – спохватывается он. – Вы курите?

Удивительное дело: этот Эм-Джей, простой и непосредственный, начинает ему нравиться! Мрачное настроение его словно испаряется. Эм-Джей нравится ему и, если все происходящее не есть упражнение в „самопрезентации“, он тоже, по всему судя, нравится Эм-Джею. И это их взаимное расположение родилось в один миг!

Но чему же тут, собственно говоря, удивляться? Почему их двоих (или троих, если включить в компанию и призрачного третьего) отобрали в кандидаты на должность лектора английской