– Ненавижу тебя! – кричала она. – Думаешь, я не знаю, почему ты так поступаешь? Потому что ревнуешь! Тебе не хочется, чтобы я встречалась с мистером Кутзее, потому что ты сама хочешь его!

– Я ревную к тебе? Что за дурь! Почему я должна хотеть этого мужчину, который и на мужчину-то настоящего не похож? Да-да, я утверждаю, он не мужчина! Что ты можешь знать о мужчинах, ты, дитя? Почему, как ты думаешь, он крутится среди девочек? По-твоему, это нормально? Почему он потворствует твоим фантазиям и мечтам? Да таких, как он, и близко к школе подпускать нельзя! А ты – ты благодарить меня должна за то, что я спасаю тебя. Но вместо этого ты осыпаешь меня оскорблениями и обвинениями – меня, твою мать!

Она беззвучно пошевелила губами – так, точно не существовало слов достаточно злых, чтобы выразить все накипевшее у нее на душе. А потом повернулась и выбежала из комнаты. И миг спустя вернулась, размахивая письмами, которые этот человек, этот ее учитель, посылал мне и которые я неизвестно зачем складывала в ящик бюро. Сокровищами, которые следует хранить, я их уж точно не считала.

– Он посылает тебе любовные письма! – визжала Мария Регина. – А ты отвечаешь ему такими же! Это омерзительно! Если он такой ненормальный, почему же ты пишешь ему любовные письма?

Конечно, слова ее были неправдой. Никаких любовных писем я ему не писала, ни одного. Но как смогла бы я убедить в этом бедную девочку?

– Как ты посмела! – воскликнула я. – Как ты посмела рыться в моих личных бумагах!

Ах, до чего же я жалела в тот миг, что не сожгла его письма, письма, о которых никогда не просила!

Мария Регина расплакалась.

– И зачем только я тебя послушалась? – говорила она сквозь рыдания. – Зачем пригласила его сюда? Ты же все испортила!

– Бедная девочка! – сказала я и обняла ее. – Ты должна мне поверить, я никогда не писала писем мистеру Кутзее. Да, он писал мне, не знаю почему; но я ему не отвечала. Он мне в этом смысле не интересен, нисколько. Не позволяй ему вставать между нами, милая. Я всего лишь пытаюсь защитить тебя. Он тебе не подходит. Он взрослый мужчина, ты еще ребенок. Я подыщу для тебя другого учителя. Частного учителя, который будет приходить сюда, к нам, и помогать тебе. Мы это осилим. Учителя не дороги. Найдем кого-нибудь с настоящим дипломом, знающего, как следует готовить ребенка к экзаменам. И забудем об этом несчастном деле.

Такова история, полная история его писем и бед, которые они на меня навлекли.

И больше писем не было?

Одно было, но я его и вскрывать не стала. Написала на конверте «ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ» и оставила в вестибюле, чтобы его забрал почтальон.

– Видишь? – сказала я Марии Регине. – Видишь, как я отношусь к его письмам?

А что с танцевальным классом?

Он там больше не появлялся. Мистер Андерсон поговорил с ним, и он перестал туда приходить. Может быть, даже деньги обратно забрал, не знаю.

Удалось вам найти для Марии Регины другого учителя?

Да, я нашла одну даму, отставную учительницу. Стоило это не дешево, но что такое деньги, когда речь идет о будущем твоего ребенка?

Стало быть, этим ваши отношения с Джоном Кутзее и закончились?

Да. Абсолютно.

И больше вы никогда его не видели и никогда о нем не слышали?

Я никогда его не видела. И позаботилась о том, чтобы и Мария Регина его не видела. Возможно, его и переполняла всякая романтическая ерунда, но он был слишком голландцем, чтобы позволить себе безрассудные поступки. Как только он понял, что я говорила с ним всерьез, что ни в какие любовные игры не играла, он перестал домогаться меня. Оставил нас в покое. Его великая страсть оказалась в конце концов не такой уж и великой. А может быть, он подыскал себе другой предмет любви.

Может быть. Может быть, нет. Может быть, вы остались жить в его сердце. Или его представления о вас.

Почему вы так говорите?

[Молчание.]

Ну хорошо, может быть, и осталась. Вы же изучали его, вам виднее. Есть люди, для которых не важно, кого любить, главное – любить. Возможно, он был из таких.

[Молчание.]

Скажите, какой вам представляется – задним числом – вся эта история? Вы все еще злы на него?

Зла? Нет. Теперь-то я понимаю, как одинокий, чудаковатый молодой человек вроде мистера Кутзее, целыми днями читавший старых философов и сочинявший стихи, мог влюбиться в Марию Регину – настоящую красавицу, которой предстояло разбить немало сердец. Труднее понять, что нашла в нем Мария Регина, но, с другой стороны, она была юной, впечатлительной девушкой, а он льстил ей, внушал, что она не такая, как другие, что ее ожидает великое будущее.

А потом, когда она привела его к нам и мистер Кутзее положил глаз на меня, он, насколько я понимаю, передумал и решил, что настоящей его любовью должна стать я. Я не хочу сказать, что была великой красавицей, я и молодой-то уже не была, однако мы с Марией Региной принадлежали к одному женскому типу – та же фигура, те же волосы, те же темные глаза. И потом, любить женщину – это практичнее, чем любить ребенка, верно? И практичнее, и безопаснее.

Чего он хотел от меня, от женщины, которая не отвечала на его чувства и никак их не поощряла? Рассчитывал переспать со мной? Много ли удовольствия получает мужчина, переспав с женщиной, которая его не хочет? А я, честное слово, не хотела его, ни малейшего чувства к нему не испытывала. Да и вообще, на что это было бы похоже – связь с учителем моей дочери? Разве смогла бы я сохранить ее в тайне? Уж во всяком случае, не от Марии Регины. Опозорилась бы перед своим же ребенком. И, даже оставаясь с ним наедине, думала бы: «Он желает не меня, он желает Марию Регину, юную и прекрасную, но запретную для него».

Хотя на самом деле он, может быть, желал нас обеих, Марию Регину и меня, мать и дочь, – возможно, такие у него в голове бродили фантазии, не могу сказать, я в нее не заглядывала.

Помню, когда я училась, был очень моден экзистенциализм и всем нам