но я сомневаюсь в том, что это является неотъемлемой частью вашей души. Может быть, не я меняю вас, а мои сомнения заставляют вас увидеть себя настоящего? Или настоящую частичку вашей собственной души, скрытой от всех, даже от себя самого? Так кто кого предает, милорд? Я — вас, или вы — себя?

Милорд сжал мои пальцы в ответ, но не ответил на мой вопрос, а затем притянул меня к себе, заключая в свои объятия. Сильная дрожь сотрясала тело милорда, и он не мог справиться с нею. Сжимая меня, он как будто пытался избавиться от нее, и до меня вдруг дошло, что с ним что-то происходит:

— Милорд! — Я громко позвала его, осознав, что глаза милорда не просто закрыты, а он сам ушел от меня так далеко, что с лица исчезли все намеки на присутствие здесь его души.

Он испугал меня на какое-то мгновение тем, что абсолютно не отреагировал на звуки моего голоса, а потом я поцеловала его. Подтянулась на носках и поцеловала. Его губы потеплели, и он ответил мне, а затем я увидела, как к нему возвращается жизнь. Это было странно, но вернувшимся милорд нравился мне больше, чем отсутствующим. Понемногу его руки ослабили хватку, и он отпустил меня. Даже сейчас я не могу сказать, кто из нас отпрянул первым.

— Лиина… — Он выдохнул мое имя и окончательно вернулся, и, судя по выражению его лица, это не сулило ничего хорошего.

Он быстро пришел в себя, и устало произнес:

— Самых юных во время войны укрывали в надежных местах. Дети выживали, в основном… Это позволило нам жить и развиваться дальше. Я не убивал детей, Лиина, но я убивал их родителей. А еще я убиваю предателей, их следует предавать смерти — единственному, чего они достойны…

Я проглотила внутрь все слова, застывшие на моем языке, но после долгой паузы не смогла справиться с их возвращением и почти прошептала:

— Это можно остановить… Перестать убивать… Прекратить делать то, что должно… Воины командора всего лишь подчиняются его приказам. Вы можете обойтись без очередного кровопролития, милорд. На рассвете мы сможем спокойно покинуть это гостеприимное место и уйти в Тампли.

Милорд покачал головой и возразил мне:

— Я тот, кем являюсь и кем буду всегда. И я не могу остановиться. Это знание внутри меня. Я был рожден вместе с ним. Не ощущение величия, а знание правителя, Лиина. Править — значит быть выше того, что можно принять за слабость, а справедливость не может быть слабой. Я требую от вас справедливости, миледи. Я вправе требовать ее, а вы не вправе отказать мне в ее восстановлении! — Милорд произнес все это жестким и ледяным голосом, в полной мере осознавая свою правоту, и я не могла с ним спорить.

— Да, милорд… Но милосердие выше справедливости… И я прошу вас о нем. Уничтожение командора и его воинов — не лучший способ начать переговоры с братом! — Я сделала последнюю попытку убедить его, а затем отошла от кресла и посмотрела в окно, ожидая увидеть скорый рассвет, однако за окном по-прежнему стояла черная ночь.

— Возможно и не лучший, Лиина, но мне известно о милосердии много меньше, чем вам. И знать о нем больше я не желаю. Где воины командора Рэс Ли будут ожидать меня? — Милорд подошел ко мне и тоже посмотрел в распахнутое окно.

Я поежилась от его слов, понимая, что не могу не ответить на последний вопрос, и рассказала все о планах командора…

Затем я наблюдала кипучую энергию милорда в действии, одновременно думая о том, что благими намерениями дорога всегда вымощена в ад. А еще я думала о том, что милорд устроит просто бойню, имея все преимущества перед командором Рэс Ли, и последнему на этот раз не удастся выжить. Однако есть шансы спасти хоть кого-нибудь из его воинов. В конце концов, клятвы верности они дают лишь своим командирам.

Мои мысли прервал милорд, обратившись ко мне с вопросом, смысл которого дошел до меня не сразу, а потом я поняла, что он хотел моего присутствия и хотел, чтобы я была рядом с ним, словно один из его воинов. Дожидаться рассвета милорд не стал, и мы выступили ускоренным маршем по направлению к развалинам Дэрри.

Милорд не стал устраивать засады и в этом следует отдать ему должное. Спустя несколько часов он и его воины встретили отряд командора возле самых развалин — открыто, и не скрывая своих намерений. И единственным одолжением, которое сделал милорд для меня, — это возможность поговорить с командором Рэс Ли. Возможность, за которую я была благодарна, но которая не принесла ничего, кроме чувства самоуничижения.

Желание сохранить жизни не привело ни к чему, и мне лишь казалось, что я плыву против течения, уносившего вместе с чувством долга и мою душу. Командор Рэс Ли не объяснил мне причины своего решения, хотя это уже не было важным для меня. Он согласился с моим обвинением в предательстве, но не согласился с моим предложением сдаться, заставляя принять в полной мере все последствия своего решения. Я только до сих пор не понимаю, почему его мысли повторили мои:

— Кто и кого предает сейчас, принцесса Лиина? — Именно эти слова произнес командор на прощание, и они умерли на моих устах, потому что командор был прав.

Нельзя не осознавать в глубине души истинный смысл своего поступка, даже если он совершается во имя долга и чести. Долг и честь не всегда совпадают с тем, что мы называем справедливостью. И только боль остается всегда…

Два отряда понеслись навстречу другу другу, как только я приблизилась к милорду, и уже ничто не способно было остановить коней и их всадников. Я оставалась возле милорда, наблюдавшего за происходящим, и звуки этой маленькой битвы били изо всех сил по моим натянутым нервам. Я чувствовала себя больной и одновременно ощущала себя другой. В глубине моего тела тьма рвалась наружу. Она выла и металась и жаждала боя так же сильно, как я желала его прекращения.

Я не замечала, как крепко моя рука сжимает рукоять традиционного одноручного меча — надежного и эффективного против конного воина в легких доспехах или воина без тяжелой защитной брони. И в какую-то секунду я не заметила, как вынула его из ножен. Звук вынимаемого меча как будто подстегнул милорда, и он сорвал гарцующего на месте коня в резкий галоп и понесся к своим воинам, не обращая внимания на предостерегающий крик