из портфеля Кроули, в салон ворвался неожиданно холодный для сентября ветер, из-за него нервозность моего пассажира стала более ощутимой. Он сидел, скрючившись, над своим багажом и, моргая, озирался на высокие острые изгороди, словно они были ловушкой, в которую я его привёл.

— Могу я спросить, каковы твои планы? — сказал я, чтобы разрушить тишину, что становилась такой же безжалостной, как древний пейзаж вокруг.

— Увидеть её. Выяснить, что у неё есть, чего она хочет от меня.

Его голос не столько затих, сколько полностью оборвался. Я был не уверен, что хочу знать, где оказались мысли Кроули.

— Что привело тебя туда? — это всё, о чём я хотел спросить.

— Беат… рис.

На этот раз я понял смысл его слов, несмотря на то, что он произносил их так, словно сам не верил в то, что это имя.

— Она — та молодая леди, о которой идёт речь. Я встретил её в "Капустной грядке", в кафе, ты знаешь это место. Она только что окончила университет, но осталась у меня.

Я боялся, что это может быть преамбулой дальнейших интимных подробностей, но Кроули продолжал с большей неохотой.

— Продолжала писать мне, после того, как уехала домой, желая, чтобы я приехал к ней, потому что она сказала, что я буду чувствовать там себя как дома.

— А ты?

Кроули поднял голову, словно принюхиваясь и застыл в этом положении. Дорожный указатель "Уоррендаун" на слегка покосившемся столбе, мелькнул за изгородью. Полуобнаженные чувства приятеля подействовали на меня так сильно, что моя нога на акселераторе дрогнула.

— Если ты предпочитаешь не делать этого…

Только рот Кроули зашевелился, едва открываясь, чтобы прошептать мне:

— Нет выбора.

Никакой ответ не мог разозлить меня сильнее. У этого парня воли не больше, чем у какого-то овоща из его портфеля, подумал я, и машина с визгом вылетела на дорогу к Уоррендауну. Когда мы оставили позади дорожный знак, который, казалось, пытался указать на землю, у меня возникло впечатление какого-то движения за изгородью по обе стороны от дороги; несколько фигур, стоявших абсолютно неподвижно, вдруг прыгнули вслед за машиной. Я сказал себе, что ошибаюсь, по крайней мере, в их скорости, и когда небрежные зазоры в живых изгородях позволили мне увидеть гнетущие зелёные поля под тяжёлыми застывшими тучами, я не заметил никого, кто бы гнался за нами. У меня не было времени обдумывать всё это, судя по тому, как Кроули медленно наклонялся к лобовому стеклу, я мог сказать, что среди буйных полей, окружённых сгорбленными тёмными холмами, действительно находился Уоррендаун. До него оставалось около мили.

На таком расстоянии я увидел один из типичных элементов сельской местности, который мне больше всего не нравился — незначительную кучку зданий на большом расстоянии друг от друга, но я никогда до этого не испытывал такого быстрого приступа отвращения. Скопление соломенных крыш напомнило мне дюны, увенчанные сухой травой, что свидетельствовало не столько о человеческом жилище, сколько о бессмысленных деяниях природы. Когда покатая дорога привела меня к этим домам, я увидел, что солома свисает с них, как волосы над бровями идиота. Там, где дорога спускалась к деревне, самые дальние хижины выглядели настолько приземистыми, что казались разрушенными или погружёнными в землю грунтовой дороги. Соломенные крыши скрывали их прищуренные окна, и я поддался иррациональной надежде, что деревня может быть покинутой. Затем дверь крайнего дома открылась внутрь, и когда я притормозил, из дверного проёма высунулась голова, чтобы наблюдать за нашим прибытием.

Голова женщины. Я успел определить это, прежде чем она отпрянула назад. Я на всякий случай взглянул на Кроули, думая, что он узнал эту женщину, но мой приятель сморщился при виде какой-то части деревни, которая привела его в замешательство. Когда машина въехала в Уоррендаун, женщина снова появилась, накинув на голову шарф, что закрывал её тело больше, чем платье. Я подумал, что она держит на руках ребёнка, но потом решил, что это какое-то домашнее животное, потому что, когда она выскочила на дорогу, маленькое тело выпрыгнуло из её рук в полумрак дома. Она завязала шарф и высунула из него своё одутловатое, но плоское лицо, чтобы взглянуть на моего пассажира опухшими глазами. Я готов был развернуться и рвануть на главную дорогу, но Кроули начал опускать боковое стекло, и я замедлил машину. Я видел, как их головы наклонялись друг к другу, как будто нижняя часть неба силой давила на них. По их движениям можно было предположить, что они знакомы, но я не смог понять, о чём они говорили.

— Ты вернулся.

Хотя её низкий голос сам по себе не звучал угрожающе, я чувствовал, что Кроули смущён тем, что кто-то, кого он не может назвать по имени, узнал его. Однако всё, что он смог сказать в ответ, было:

— Ты знаешь Беатрис.

— Мы все знаем друг друга, — ответила женщина.

Она ни разу не взглянула на меня, но я не мог отвести от неё взгляд. Несколько грубых волосков торчали на её красноватом лице; у меня возникло неприятное ощущение, что её щеки были влажными от бритья.

— Вы знаете, где она? — спросил Кроули.

— Она с детьми.

Голова моего пассажира наклонилась сильнее, и его лицо оказалось ещё дальше от женщины.

— Сколько их? — спросил Кроули.

— Все, кто не спит. Ты не слышишь их? Думаю, даже он слышит.

Я понял, что женщина подразумевает меня, и послушно напряг слух, хотя в то же время старался не замечать, что с приездом в Уоррендаун, отвратительный запах овощей в моей машине усилился. Через несколько мгновений я услышал серию повторяющихся высокотональных звуков — детские голоса распевали какую-то молитву. Я вздохнул с облегчением, и мой пассажир тоже.

— Она в школе, — сказал он.

— Это она. Там, где всегда было её место, — добавила женщина, бросив взгляд через плечо на свой дом, при этом из-под её шарфа показалась часть подозрительно большого уха.

— Время кормления, — сказала она и начала расстёгивать платье на груди, отступая в дверной проём, за которым, казалось, что-то прыгало по голому земляному полу.

— Увидимся там позже, — крикнула женщина моему спутнику и закрыла дверь.

Я дёрнул рычаг передач и поехал через деревню так быстро, как только мог. Из окон приземистых домов с плотными занавесками выглядывали лица, и я убеждал себя в том, что именно из-за полумрака эти лица показались мне такими разжиревшими и расплывчатыми. Наверное, мне передалось нервное напряжение от Кроули, поэтому мне казалось, что у местных жителей огромные глаза. В центре Уоррендауна домики, некоторые из которых я принял за магазинчики