Шрифт:
Закладка:
— Корслаков? — прервал ее Лукан, недоуменно качая головой и вертя ключ в руках. — Но у моего отца нет... не было никаких интересов в Корслакове. Он никогда не упоминал об этом. Я думал, что он никогда там не бывал.
— Ключ говорит об обратном. — Зандруса откинулась на спинку стула, выражение ее лица стало задумчивым. — Кажется, в хранилище банка Черный Огонь есть кое-что, что твой отец хотел бы передать тебе.
— Например?
Торговая принцесса пожала плечами:
— Кто может сказать? Твой отец всегда был человеком-загадкой.
— Разве я этого не знаю? — ответил Лукан, с трудом выговаривая слова и сжимая в кулаке шейку ключа. Сначала письмо, теперь ключ. Загадка за загадкой. В тот момент ему ничего так не хотелось, как швырнуть ключ в фонтан и оставить его там ржаветь. Вместо этого он подавил растущий гнев.
— Тогда в Корслаков, — сказал он без особого энтузиазма.
— Это будет настоящее приключение, — с улыбкой сказала Зандруса, разводя руками. — Возможность увидеть Город шпилей и все чудеса, которые в нем есть. Я завидую тебе, Лукан.
— Это будет долгое путешествие, — ответил Лукан, вспомнив карту Старой империи, висевшую в кабинете его отца, на которой Корслаков был изображен расположившимся далеко на севере, в окружении гор и густых лесов Зимнеполья. Он все еще помнил легенду про пустое месте за горами Волчий Коготь к северу от города. Там, на землях, не нанесенных на карту, обитали люди, которые выглядят как звери, и звери, которые ходят как люди. Даже сейчас от этого у него по спине пробежал легкий холодок.
— Ты отправишься на корабле, самом быстром, который я смогу найти, — сказала Зандруса, щелкнув пальцами. — Позволь мне уладить детали. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
— Я ценю это, — ответил Лукан, все еще думая о Корслакове. Он уставился на ключ, на драгоценные камни, поблескивающие на свету. Что, черт возьми, отец хранил в этом хранилище? Что могло быть такого важного? И зачем оставлять ключ, не приложив даже записки с объяснениями...
— А теперь, — сказала Зандруса, поднимаясь на ноги с глубоким вздохом, — боюсь, я должна тебя покинуть. Дела Совета не могут ждать женщину. Нам нужно навести порядок в городе.
— Мы сможем поговорить еще раз? — спросил Лукан, вставая рядом с ней. — Я хотел бы побольше узнать о твоей дружбе с моим отцом.
— Конечно, — усмехнулась Зандруса. — Я расскажу тебе историю о том, как мы познакомились. Руины Фаэрона, толпа разъяренных стражников, отчаянный побег... Это было настоящее приключение.
— Приключение? — переспросил Лукан, нахмурив брови. — Мы говорим о Конраде Гардове? Ученом, который едва мог найти выход из собственного кабинета?
— О том самом. — Торговая принцесса рассмеялась. — В свое время Конрад был настоящим искателем приключений. Хотя... — Выражение ее лица стало печальным. — Я чувствую, что он сильно изменился после смерти твоей матери.
— Да.
— Мне жаль это слышать. — Улыбка Зандрусы вернулась. — Мы поговорим об этом позже. А пока наслаждайся моей виллой и относись к ней как к своей собственной. Увидимся вечером. — Она поклонилась и собралась уходить.
— И еще кое-что.
— Конечно, — ответила Зандруса, поворачиваясь обратно. — Тебе нужно только назвать его.
— Не думаю, что у тебя в погребе найдется бутылка красного парвана?
Глава
40
ТРИ КОМПАНИИ
— Я думала, ты говорил, что твой отец был у... — Блоха нахмурилась, пытаясь найти подходящее слово. — Учным.
— Ученым, — поправил Лукан. — Да.
— Но он также был кем-то вроде исследователя?
— Очевидно. Еще до моего рождения.
— Значит, он исследовал руины и все такое?
— Похоже на то.
— Что искал? Сокровища?
— Наверное. — Хотя я подозреваю, что представление моего отца о сокровищах выходило за рамки золота и серебра.
— И он никогда не рассказывал тебе об этом?
— Никогда.
— Почему?
Действительно, почему. Рассказы Зандрусы — за бутылкой превосходного красного парвана — вызвали множество вопросов об отце, человеке, которого, как ему казалось, он знал, но почему Конрад Гардова держал свое прошлое в секрете, было тем вопросом, над которым Лукан размышлял больше всего. Лукан всю свою жизнь верил, что его отец был не более чем аристократом-ученым, который редко покидал пределы своего кабинета, поэтому открытие, что в прошлой жизни он был кем-то вроде лихого авантюриста, стало для него неожиданностью. И это еще мягко сказано. Казалось, что мир зашатался под его ногами, как будто он отвязался от истины, которая всегда защищала его, и веревки, которые все еще крепко держали его, теперь были сплетены из сомнений, а не из уверенности. Какие еще секреты ты скрывал от меня, отец? подумал он, потянувшись за ключом, который теперь висел на цепочке у него на шее. Что ждет меня в этом хранилище в Корслакове?
Если быть честным с самим собой (что случалось с ним редко, особенно с жестокого похмелья), то обильное количество вина, выпитого накануне вечером, вероятно, не помогло ему избавиться от вновь обретенного чувства дезориентации. И все же ему понадобился алкоголь, чтобы смягчить шок, вызванный тем, что Зандруса описала его отстраненного отца — книжного червя, — как вооруженного рапирой грабителя руин Фаэрона. Однако два — нет, три — бокала парванского бронзового, которые он выпил после того, как торговая принцесса отправилась спать, были, он это признавал, перебором. Я, конечно, плачу за них сейчас. Он поморщился от боли в глазах, которой не способствовал шум на набережной. Несмотря на ранний час, в доках Сафроны было уже полно народу: рабочие поднимали ящики, моряки с затуманенными глазами выходили из таверн, а таможенники зевали, уткнувшись в свои бухгалтерские книги.
— Так что же ты...
Слова Блохи заглушила обильно татуированная женщина-матрос, с энтузиазмом колотившая молотком по корабельному поручню.
— Кровь Леди, — пробормотал Лукан, стискивая зубы — каждый удар молотка отдавался болью в виске. — Я думаю, последний гвоздь нужно забить еще раз, — крикнул он, когда матрос на мгновение прервала свою работу. Она показала ему непристойный жест и вернулась к своему занятию.
— Что с тобой такое сегодня утром? — спросила Блоха, когда они отошли. — Ты ворчливее старого кота.
— Не начинай, черт возьми. Еще слишком рано для твоей болтов...
— Уже пробил шестой колокол. Не так уж и рано
— В любое время до одиннадцатого колокола будет слишком рано. Лучше тебе это запомнить.
— Или ты что?
— Выброшу тебя в проклятое море и