за палатками, были сложены ружья, по четыре штуки в каждой кучке. Дула ружей в каждой такой группе опирались друг на друга, а стволы расходились в стороны в форме пирамид. Перед каждой такой пирамидой словно статуя стоял сторож, а остальные разошлись, разговаривая при этом на каком-то чужом языке и смеясь. Юноша бросил взгляд в сторону Ан-Нахасин, и увидел второй лагерь, прямо на пересечении Ан-Нахасин с улицей Ас-Сага, а рядом с Байн аль-Касрайн — третий лагерь, прямо у переулка Харафиш. В голове Фахми проскочила молниеносная мысль, безрассудная на первый взгляд: что те солдаты пришли, чтобы схватить его!.. Однако он тут же отверг её как глупую, найдя ей объяснение: он едва проснулся и встал в тревоге, с чувством, что его без остановки преследуют с того момента, как разразилась революция. Постепенно правда прояснилась: именно в этом квартале назрело движение протеста против оккупационных властей и вылилось в непрекращающиеся демонстрации. Он рассматривал солдат, палатки, автомобили через створку окна, и сердце его колотилось от страха и гнева, пока он не отвернулся от окна, и весь бледный пробормотал, обращаясь к матери:

— Это и впрямь англичане, как ты говоришь. Они пришли сюда, чтобы запугать нас и помешать демонстрациям…

Он принялся ходить взад-вперёд по комнате и про себя в ярости повторял:

— Вряд ли… вряд ли.

И вдруг услышал, как мать сказала:

— Пойду-ка я разбужу твоего отца, да сообщу ему новость..

Слова её прозвучали так, будто это была последняя уловка, словно отец — что решал все её трудности в жизни — мог бы найти решение даже этой проблеме. Однако юноша горестно сказал:

— Оставь его. Пусть он проснётся как обычно…

Женщина в ужасе спросила:

— Что же делать, сынок, ведь они стоят на страже прямо перед входом в наш дом?

Фахми покачал головой в недоумении и ответил:

— Что делать?!.. — Затем с большей уверенностью. — Не стоит бояться, они ведь только следят за демонстрантами…

Проглотив слюну, она сказала:

— Я боюсь, как бы они не покусились на мирных жителей в их домах…

Фахми немного призадумался над её словами, затем еле слышно произнёс:

— Ну нет, если бы их целью было покуситься на наши дома, они бы не стояли там молча всё это время…

Он не был полностью уверен в своих словах, однако нашёл, что это будет самым лучшим, что можно было сказать в тот момент. Мать снова спросила его:

— И до каких пор они будут тут стоять?!

С рассеянным взглядом он ответил ей:

— А кто их знает?!.. Они устанавливают палатки, а раз так, то скоро отсюда не уйдут..

Он понял, что она спрашивает его, как если бы он был командиром военного отряда, и поглядел на неё с нежностью, скрывая язвительную улыбку, задрожавшую на его бледных губах. Он задумался на миг о том, чтобы пошутить с ней, однако драматизм ситуации отбил у него это желание. К нему вновь вернулась серьёзность, как иногда с ним случалось, когда Ясин ему рассказывал какой-нибудь «анекдот» из коллекции отца, что был смешным сам по себе, но его удерживало от смеха волнение, омрачавшее его всякий раз, как он больше узнавал скрытые стороны личности своего отца. Тут он услышал шаги, спешащие к ним. В комнату ворвался Ясин, а следом за ним Зейнаб. С опухшими глазами и всклокоченными волосами он спросил их:

— Вы видели англичан?..

Зейнаб закричала:

— Это я услышала, затем высунулась из окна и увидела их, а затем разбудила господина Ясина…

Ясин продолжал:

— Я стучал в дверь к отцу, пока он не проснулся, и сообщил ему, а когда он увидел их собственнолично, приказал никому не покидать дом и не поднимать засовы. Но что же они там делают?… И что нам делать?… Неужели в государстве нет правительства, которое бы нас защитило?..

Фахми ответил:

— Я думаю, что если они и будут нападать, то только на демонстрантов.

— Но до каких пор мы будем заложниками в собственном доме?!.. Дом полон женщин и детей. И как они могут встать здесь лагерем?

Фахми сконфуженно пробормотал:

— С нами будет то же, что и с другими, давайте подождём и наберёмся терпения…

Зейнаб с заметной нервозностью воскликнула:

— Мы больше ничего не увидим и не услышим, кроме ужаса и горя. Да проклянёт Господь наш этих ублюдков…

В этот момент Камаль открыл глаза и в изумлении перевёл их на собравшихся в его комнате. Затем сел на постели и вопросительно поглядел на мать. Она подошла к кровати и рукой погладила его по большой голове, приглушённым голосом, в рассеянных мыслях прочитала над ним «Аль-Фатиху». Мальчик спросил её:

— Что вас всех привело сюда?

Она пыталась сообщить ему новость в наиболее подходящем виде, и мягко произнесла:

— Ты сегодня не пойдёшь в школу…

Мальчик в восторге переспросил:

— Из-за демонстраций?

Фахми с некоторой горячностью произнёс:

— Англичане заблокировали дорогу!

Камаль понял теперь тайну их собрания и в оцепенении посмотрел на их лица, затем вприпрыжку подбежал к окну и долго глядел наружу из-за ставень. Наконец он в волнении сказал:

— Они собрали ружья горками по четыре в каждой…

Он поглядел на Фахми, словно взывая к нему о помощи, и в страхе вымолвил:

— Они нас убьют?..

— Они никого не убьют. Они пришли сюда, чтобы перехватить демонстрантов…

Зависла краткая пауза, и тут мальчик, словно обращаясь сам к себе, сказал:

— До чего красивые лица у них…!

Фахми насмешливо спросил его:

— Они и впрямь тебе понравились?..

Камаль наивно ответил:

— Очень. Я же представлял их себе в