- Надо слетать глянуть. В такой близости от нас, и настолько непонятное. Возьмём Дитриха, если он со своими вместе не рванул в ущелья, и Ривану.

Я вызвал Ахмеда и показал ему место на карте. Через несколько минут мы уже поднимались в воздух, вместе с нами полетели Инвё и Пашка. Там действительно проходила дорога, оставшаяся ещё с прежнего времени, мы по ней иногда ездили, но посторонних там ещё не встречалось. Дорога та была из ниоткуда в никуда, всего восемь километров относительно ровного укатанного щебня. А тут на тебе. Подобные фокусы часто происходили сразу после образования Зоны, когда она могла поглотить случайный кусок местности со всем, что на ней находится.

Циммель всматривался в даль цепким взглядом прирождённого лётчика, привыкшего воспринимать пространство не разделяя его на объекты, одним массивом сразу. Инвё удивилась, когда он раньше неё узрел тёмную полоску, ещё не распавшуюся на отдельные машины, на желтовато-сером фоне каменистой земли. А через минуту уже и я разглядел застывшие на дороге останки. Ахмед заложил плавный вираж вокруг сожжённой колонны. Уже было очевидно что это именно колонна, а не что-то другое. Правда выглядела она пропущенной через дуговую печь.

Ахмед пристроил вертолёт прямо на дороге метрах в тридцати от головной машины. Все мы озадаченно смотрели на потёкшие обводы массивной конструкции.

- Да уж... - пробормотал Пашка. - Как дракон пролетел.

- Посмотрим сейчас, кто тут погулял, - я осмотрелся. - По сторонам тоже посматривайте, тут ещё что-то есть.

- Что значит "что-то есть?" - Хайнц непонимающе повертел головой.

Я достал из кармана доставшиеся от Блэка песочные часы, которые совсем не часы.

- Эту штуку оставил мне один друг. Смотри, песок весь светится. Это вроде индикатора опасности, но я и сам чую не хуже.

Тем временем Ахмед проверил место прихваченным дозиметром уровень радиации. Он оказался чуть выше обычного, как и везде в Зоне, но до опасного было далеко. Я, повесив автомат под руку, чтобы можно резануть не замешкавшись, подошёл к головной машине. Попробовал представить её целой. Получился средних размеров грузовик. Но компоновка необычная, точно не отечественная. Циммель и Марта зашли с кормы, ахнули. Среди потёков металла и обугленного дерева виднелись искорёженные температурой, страшно высохшие и почерневшие головёшки тел.

- Осмотрите другие. Если отыщете оружие, попробуйте... отделить.

В горле запершило от внезапно прорезавшегося запаха гари. Он был далеко не застоявшийся, а едкий, самое большее двухсуточный. Я посмотрел по сторонам.

- Паша! Дуй сюда. Давай пробеги вокруг радиусом метров двести - триста. Попробуй найти что-нибудь... необычное.

Наш "сын полка" бросился исполнять. Я вынул нож и, задержав дыхание, осторожно приподнял скрючившееся нечто, раньше бывшее, скорее всего, двуногим прямоходящим. При внезапном термическом ударе человек, как правило, сворачивается... точно. Бедняга погиб, закрыв своим телом потемневший от высокой температуры кожаный планшет-папку, видимо, она лежала на коленях, когда они ехали в кузове. От поясной кобуры осталась труха, пистолет оплавился до неузнаваемости. Здесь было пятеро - семеро, вряд ли больше. Оставшуюся часть кузова занимали сгоревшие ящики. Что там в них было, уже не важно.

Я отошёл от машины подальше, чтобы прочистить лёгкие. В отдалении мелькал Пашка, шныряющий между камнями, Инвё, забравшись по выдвижным скобам на обтекатель оси винтов, сидела на стрёме. Чутьё подсказывало, что в этой загадке нам обязательно нужно разобраться. Марта махнула рукой, они стояли возле единственной в сожженной колонне боевой машины. Незнакомые очертания. Американцев в зоне не видели уже полгода с лишним, у нас такой техники нет. Броня деформировалась, но один из верхних люков был открыт. Или они шли нараспашку... или в момент удара кто-то уцелел и пытался выбраться из раскалённой машины? Огня здесь не было, металл потёк от прямого воздействия огромной температуры.

Хайнц вылез из-под кормы, отряхивая колени.

- Я мало в этом понимаю, но думаю, что техника не ваша. У нас с вами техническая логика почти одинакова, а там внутри - он постучал по кормовой плите - всё несколько по другому.

Почему-то шёпотом он добавил:

- Там сидит один... Я не знаю, по-моему он жив, но в коме.

Только до меня дошло, что герр оберст неестественно бледен, а его чётко очерченные губы подрагивают. Дааа... Что он там такое увидел?

- Марта, отведи его в вертолёт. У Ахмеда коньяк есть.

Циммель даже не стал возражать. Я оглядел борт, зацепился за какую-то кривулину и вскарабкался наверх. Открыт только один люк из четырёх. Броневая сталь оплыла как пластилин под солнцем. Потоптавшись, я собрался с духом и свесился в распахнутый зев.

Прямо на меня смотрели наполовину свернувшиеся, подёрнутые мутью белки глаз. Они были лишены век, ресниц и бровей. Существо дышало с еле слышным шипением воздуха, проходящего через опалённые трахеи. Я тупо таращился на него, мысли застыли, будто попав в ледяную воду. Это всё же был человек, по крайней мере, раньше был. Остатки незнакомой формы, навсегда прикипевшие к плоти, ни о чём не говорили, таких знаков различия я не знал. Поняв, что даже искусство Нессы ему не поможет, я достал пистолет. Наверное, он почувствовал шелест металла. Потрескавшиеся губы разлепились в попытке что-то сказать. Я разобрал и запомнил несколько слов, но ни к одному, хотя бы отдалённо знакомому языку привязать их не получилось. Шелест воздуха прекратился.

Я сел возле провисшей между катками гусеницей, краем сознания отметив, что с этой стороны повреждений почти нет. Подошёл Ахмед, сел рядом.

- Везде так? - мотнул он вихрастой головой на машину.

- Да. Похоже на термитную бомбу, но тогда бы потёки остались. А тут на земле никаких следов.

Мне опять захотелось закурить. Окружить себя сизым табачным дымком, как защитной оболочкой, сквозь которую всё видится размыто и отрешённо. Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Для начала займёмся уцелевшей папкой, а прямо сейчас... Надо бы похоронить неизвестного солдата, сказавшего мне всего четыре слова.

Глава 18. Главный бой

Глава XVIII. Главный бой

г. Степногорск, резиденция Элен Уордер.

Поздним вечером, когда город окутался рассеянным светом уличных фонарей и тысяч окон, я ощутила смутное беспокойство. Не за себя, не за этот дом-цитадель, это было такое абстрактное чувство, о котором говорят "не нахожу себе места". Я бесцельно