Между домами нарисовалась семья, наверно, задержалась в гостях или в недорогом ресторанчике, как это часто бывает в отпуске, когда часов не наблюдают. Худой муж и мясистая жена с голыми загорелыми плечами идут впереди, за ними плетётся мальчик, он хнычет, за мальчиком трусит небольшая коротколапая собачка, неуловимо похожая на Мотю. Припозднившееся семейство свернуло с улицы во двор, тут загорелая женщина обернулась, дёрнула ребёнка за руку и что-то сказала собачке, я не слышала что именно, но собачка поняла, остановилась, задумалась, грустно опустив морду, и повернула назад.

Вдруг кто-то сильно пнул меня ногой под левую лопатку! Ого! Ну и манеры у Тебя, Господи…

Однако не до шуток. Всё, ранее такое значительное, вдруг стало уменьшаться в размерах, как в стране чудес Кэрролла, а через мгновение и вовсе сделалось ничтожным. Печаль разлилась в воздухе, расползаясь быстро, подобно винному пятну на скатерти. Между небом и землёй ещё качаются на невидимых качелях дивные звуки адажио Альбинони. Мягкая на ощупь и невозможно синяя ночь, уплывает в неразгаданную даль. Время начинает ускользать, планета замедляет вращение.

Туман памяти сгущается, картинки накладываются одна на другую, теряя прозрачность. Мысли обретают самостоятельность и тоже устремляются прочь, спеша отойти на безопасное расстояние. Мироздание легко упрощается до одной жилки на виске, которая вспухла и дрожит: конец, конец. И никаких счастливых встреч на том свете – теперь-то ясно, что это обманка. Всё здесь и сейчас, и продолжения нет. Бездна…

Раскалённая игла прошила грудь и остановилась возле горла. Вообще-то я привычна к боли, но эта нарастает слишком настырно, запирая воздух. Сердце шершаво кувырнулось и остановилось. Мама, нет! Мне кажется, я кричу, но я даже не раскрываю рта, кричит мой разум. Вдруг наступает тишина, и я подчиняюсь странной воле. Без суеты отделяюсь сама от себя и растворяюсь в чём-то большем, нежели бытие. Ощущение болезненно-сладостное и одновременно пугающее. Я же не умираю, правда?! Я хочу знать, какая завтра будет погода…

Жизнь моя, где ты? Я люблю тебя. Я так тебя люблю! Господи, не оставь…

Сердце уже не бьётся, а клетки мозга ещё трепещут. Краем угасающего глаза вижу, как собачка, похожая на Мотю, понуро бредёт в бездомье, но мысль, связывающая меня с миром, ускользает, не удержать…

Из письма Чтеца другу в Питер

«…Ах, чёрт! Не жалейте меня – скоро встретимся», – наверняка воскликнула она. Старушка была с юмором и не боялась смерти.

Ну, вот, я описал тебе историю своей странной привязанности и причудливость женского мышления. Конечно, всего я не знаю. Она и сама однажды сказала: «Не очень верьте моим воспоминаниям, это всего лишь игры разума, интерпретация души движений, картины прошлого, каким я вижу его сегодня, но было ли оно таким на самом деле? Свидетелей уже нет».

Ты поэт, тебе это должно быть понятно.

Однако всё имеет конец. И история жизни, и сама жизнь. Конец бывает и у счастья, и у несчастья. Все мы живём в последний раз. Вечность – лишь утешительная выдумка, проистекающая из страха принять смерть как проявление естественного. К тому же вечная жизнь – не та, которой наслаждались греческие боги на Олимпе, а та, которую влачим на себе мы, – явилась бы сущим наказанием. (Не удивляйся критическим ноткам, это влияние тесного общения с героиней моего рассказа, от которой я вовремя бежал).

«Если всему приходит конец, если ничто не находит оправдания, то всё, что умирает, лишено смысла», писал Камю. Закончилось и земное странствие К. Ю., в какой-то степени – да, лишённое смысла, но не оправдания. Её смерть никак не отразилась в просторах мирозданья, но жизнь была дана ей не зря хотя бы потому, что являлась частью общего круговорота Вселенной.

По неясной потребности, я принял участие в похоронных ритуалах. Когда труповозка умыкнула добычу в морг, где обмоют, оденут во всё новенькое, причешут и придадут лицу приятное выражение, как будто покойница страшно довольна своим нынешним статусом, Нина, домработница (моя недолгая пассия, я о ней тебе писал), прибралась в квартире. Сдирая с кровати умершей постельное бельё, наверняка уже безо всякого уважения, даже со злостью, она нашла под подушкой записку: «Похоронить урну в Москве, у подножия стелы Орленина. Сделать надпись: Ксения, счастливая жена Дона. Без отчества и фамилии».

Разве может Нина держать про себя тайну? Она поведала мне, как сильно удивилась – откуда бумажке взяться? Ещё накануне, когда меняла простыни, было пусто, и мужа звали Кирилл. Хмыкнула: «Мол, в последнее время старушня часто выглядела странной и поступала неразумно, вот квартиру оставила не детям, не ей, Нине, которая сколько лет умывала, кормила, подмывала, а совсем чужим людям. И крематория в Сочи нет, а везти тело в столицу хлопотно и накладно, дочь, вся заграничная, побыла три дня и сразу после похорон – даже на поминки не осталась – улизнула обратно. Сын, по всему видно, что неплохой парень, без того закрутился с вымогателями-могильщиками и широким застольем. Всех позвал, кто хотел выпить, – а вы мне покажите, кто не хочет, – неужто ещё переть гроб в такую даль, не всё ли равно, где лежать, если человек уже ничего не чувствует».

И Нина по простоте, что числится хуже воровства, приняла на себя мистическое решение чужой судьбы: выбросила записку в мусорное ведро. Так К. Ю. очутилась на дальнем сельском кладбище, потому что хостинское давно закрыли. И правда, умирает людей больше, чем рождается, да и те, которые живут теперь или ещё даже не родились, но родятся, если повезёт, тоже рано или поздно умрут, где тут на всех землицы напастись.

Странную силу имеет ложь, преследуя человека даже после смерти. На стандартной гранитной плите стандартный текст в точности по паспорту: имя, отчество и смешная фамилия второго мужа, который лежит рядом. Прах к праху. Судьба всегда знает, как правильно.

За могилой заботливо ухаживает многодетная мать, на законных основаниях вселившаяся в квартиру покойницы. Семья молодая, ребятишки воспитаны на примерах взаимопомощи и справедливости, что по нынешним временам редкость, они ещё долго не забудут имя своей благодетельницы, которая оказалась добрее родного государства и даже папы Римского.

Вполне романтическая побасёнка из анналов покинувшего нас XX века. К счастью, любой конец – всегда начало.

Ну, пока. У вас там холод, дожди, а у нас купаются. Приезжай в Хосту. Место уникальное, море зелёное и широкое,