Шрифт:
Закладка:
67
Goethes Gespräche, Leipzig 1909, Bd. 2, S.336.
68
Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры, кн. 2, гл. 11. Полн. собр. творений, СПб. 1913, т. 1.
69
Œuvres complètes de Voltaire, t. 33, Paris, 1818. Correspondance générale, t. III, p.159sq.
70
Свасьян К.А. «…но еще ночь». М., 2013
71
Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
72
Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
73
Ириней: «Quidam enim ipsam Sophiam serpentem factam dicunt» («Нѣкоторые говорятъ, что сама премудрость сдѣлалась змѣемъ»).
74
Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
75
«Маятник нашего ума качается между Богом и Дьяволом, Небом и Землей, Добром и Злом, Другом и Врагом, Западом и Востоком, короче, между Сциллой и Харибдой или, если угодно, между Люцифером и Ариманом. Но Дух Мира, именуемый Христом, отождествляет себя как tertium с самим противоречием <…> Поскольку историческое христианство так и не доросло до Троицына дня, именно до христианизации Люцифера, ему не оставалось ничего иного, как быть ведомым на помочах неискупленным Люцифером. Неискупленный Люцифер – это дух, не могущий простить Христу его фюсиса. Он есть дух и гений неоплатонизма, для которого телесная смерть Бога и его воскрешение во плоти является (1 Кор. 1:23) безумием. Физическое тело – камень преткновения Люцифера. Этот дух чересчур духовен, чтобы быть Святым Духом (в христианском смысле). Излишек духа мешает ему стать святым. Чтобы стать святым, он должен постичь тайну физического. Тогда он дух, обещанный быть посланным Христом для понимания Его Мистерии». Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
76
Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
77
Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.
78
Блаватская Е. Тайная Доктрина.
79
Инстинкты суть заданное, они – не-Свобода. Пневматику не стоитъ ихъ поощрять, и было бы лишнее у него время (скажемъ, живи онъ вѣчно) – онъ боролся бы съ ними, но всегда находятся дѣла поважнѣе. Въ томъ и пневматичность, что съ инстинктомъ не борются – его презираютъ. Не должно быть мухобойкой противъ мухи, которую долго искать; не стоитъ вынимать занозу, которую не найти и которая разсосется сама. Моя поэма – о дихотоміи заданнаго и свободнаго, статики и динамики. Какъ уже неоднократно убѣдился читатель, заданность и статика – отъ создавшаго, отъ Деміурга, свобода и динамика – отъ Бога Иного, Бога Неузнаннаго, Неизглаголаннаго.
80
Анучинъ Евг. (Изъ частныхъ бесѣдъ): «Это помимо всего прочего тест на проверку того, что голос архаики и духовитого языка, крепкого и выразительного, списан проштемпелеванной эпохой в отходы. Считай себя последним из могикан канувшей в Ничто языковой среды, завершителем дела ушедших поколений богатырей слова».
81
Такого рода слово не можетъ не вызывать непріятія и сопротивленія со стороны «малыхъ сихъ», ибо несетъ опасность для бытованія ихъ, ихъ цѣнностей и міровоззрѣнія (въ ихъ случаѣ – мирочувствія). По большому счету, на мой взглядъ, такого рода текстъ, какъ критская поэма – именно по настроенію и духу его, – безъ усмѣшки или иного вида непріятія или презрѣнія – можетъ воспринимать только тотъ, кого можно и слѣдуетъ считать полною противоположностью матеріи и самки какъ ея носителя; но сего мало – нужно еще не только приличное образованіе, но и общій уровень человѣка. Писалась она не для читателя; въ сущности, мнѣ было бы пріятно скорѣе непріятіе моихъ текстовъ со стороны современныхъ, тѣмъ паче со стороны «дорогихъ россіянъ»; они недостойны читать написанное и, по счастью, читать это не будутъ; добавимъ: въ Россіи нынѣшней нѣтъ органа для чтенія моего слова и попросту нѣтъ органа для достодолжнаго воспріятія меня самого. Евгеній Анучинъ въ частныхъ бесѣдахъ начала 2019-го отвѣтилъ на это слѣдующее: «Возникает вопрошание – можно ли высказать глаголемое автором произведение в форме подстриженной и причесанной, изглаженной для приноравливания к скудости воображения и немощи дерзаний читающей публики? То содержание, которое вложено автором в повествование критское, не вмещается в рамки нам привычные – как не удержаться тесту в квашне малых размеров, но требует оно лохани соразмерной его бродильной силе. Так что приходится согласиться, сколь мало умов воспримут новаторство автора. Отупев в мелкости мыслей, но поднаторев в ерничестве и передергивании, читатели, лишенные привычки к удивлению перед мирозданием, к собственным открытиям, порабощенные пресловутыми хозяевами жизни, перед которыми для них только и возможен священный трепет, покинули пределы смыслообразующих основ бытия и довольствуются своим куцым мирком ближнего рабочего и домашнего круга. – Восприимчивость к текстам, написанных другим, зависит от качества сонастройки и уровня внимания, освобожденного от повседневности окружающего фона жизни. У людей, имеющих только низкочастотный канал связи, все высокие частоты не воспринимаются. Это по большей части беда, а не вина их. Другое дело, что низкочастотников раздражает любая высокая частота как чуждая им, и чем дурнее характер, тем это раздражение сильнее». И.Поклонскій (Изъ частныхъ бесѣдъ 2018-го): «Плебеи молчат; это же прекрасно! Так им и полагается немотствовать и блеять. Даже пробегая глазами, вижу грандиозность написанного. Понятно, почему товарищи пигмеевы обходят это стороной. Такое им и в малых дозах противопоказано. Не читать, тем паче не понимать такого – это их инстинкт самосохранения. – Такая реакция (реакция дрожащей, испуганной твари) должна тебя только радовать. Точнее – веселить. Нет ничего забавнее, чем чертыхающийся, крестящийся попенок, который, чуя близ себя дух и силу, скорее бежит в родное церковное лоно с кряхтящими старцами, охающими бабками и трехкопеечными свечками. Такая реакция – это вообще реакция православного на культуру, на дух, на божественное, на интеллектуальное. Реакция поповская, слишком поповская. Впрочем, сейчас широко распространенная и в неправославной среде». Какъ-то разъ я написалъ Евгъ. Анучину: «Въ сущности, зазоръ между Бѣлымъ и пролетаріями 20—30-ыхъ былъ меньше (!), чѣмъ между мною и современностью»; на что онъ отвѣтилъ: «В этот зазор проваливается все тленное, рабски покорное, дабы облечь себя в провале зазора на смрадное гниение».
82
"Мне близка мистика Блока, Данте – предельно образная и насыщенная.