поколебало англичан, и нам обещали прислать извещение о принятом том или ином решении. Через несколько дней мы снова были приглашены в управление. На этот раз любезно принятые самим начальником, мы получили письменно просимое разрешение и копию с него.

Из соображений, в сущности, простой вежливости отправились мы и к турецким властям с тем же ходатайством. Там нам заявили, что подобная просьба настолько необычна для Турции, что вопрос этот может решить лишь сам великий визирь. Не без труда попали мы к нему на прием. Нас встретил благообразный носатый старичок в черном европейском сюртуке и красной феске. Не стану говорить о приеме, оказанном нам в чисто турецком духе, кувырканиям, приседаниям и поклонам не было конца. В результате наша мысль была названа гениальной, и великий визирь, всячески приветствуя ее, надеялся на дружную работу с турками. В конце концов он попросил оставить у себя выданное нам англичанами разрешение, но я из осторожности передал лишь копию, как оказалось, хорошо сделал. От турок я не только не получил разрешения, но и переданная им копия исчезла бесследно.

Пренебрегши турецким разрешением, я бюро все-таки открыл. Вот что сохранила моя память об этих трагикомических днях. помещение для бюро было снято на Пера в пассаже д'Андриан и состояло из одной комнаты, разделенной пополам перегородкой. Первая половина изображала приемную для посетителей, вторая – мой директорский кабинет. Обстановка была соответствующая: большой кухонный стол, служивший мне письменным, пара соломенных стульев, сбоку опрокинутый ящик, покрытый какой-то хламидой и изображавший бюро моего секретаря.

Служебный персонал был немногочисленный: мой компаньон и второй директор, владетель половины акций нашего предприятия, бывший начальник Московского жандармского управления полковник Мартынов, мой старший сын, стрелок полка его величества, ставший ныне моим чиновником особых поручений, его жена – моя племянница, в роли секретаря. Из посторонних к делу были привлечены три бывших московских моих агента да переводчик.

Была повешена вывеска, даны объявления в газетах, и мы судорожно принялись ожидать клиентов.

Для большего веса первая выданная клиентам квитанция носила сразу номер 1 77.

Первый клиент был нами встречен не без торжественности. Я восседал за своим письменным столом, секретарь спешно что-то строчил за своим ящиком. Просьба, с которой обратилась к нам наша первая посетительница (это была француженка), оказалась несложной: разыскать ее пропавшую собачку. Взяв с нее аванс в 20 лир, я позвал к себе десятка два уличных мальчишек, дал им по 10 пиастров каждому и обещал лиру тому, кто принесет по точно описанным приметам собачку. Часа через два последняя была уже найдена.

Помню в первые дни гречанку, просившую проследить за изменяющим ей мужем. Взял я с нее 15 лир из расчета по 5 лир за день. На следующий день она уже явилась в бюро с мужем, радостная и примиренная, и попросила вернуть ей 5 лир за неиспользованный третий день.

Вследствие бедности приходилось пробавляться подобными делами, но как-то везло, и судьба благоприятствовала. Даже случаи, грозившие, казалось, неприятностями, неожиданно нам благоприятствовали. Так, в первые же дни пьяные американские матросы сорвали вывеску с нашего бюро и не нашли ничего лучшего, как прогуливаться по всему городу, неся ее высоко над головами и горланя песни. Эти добровольные «сандвичи» сослужили нам большую службу, и реклама получилась сногсшибательная. Американские же власти заплатили нам с лихвой стоимость пропавшей вывески.

Наши объявления в турецких газетах произвели почему-то на турок большое впечатление. Весь день бродили они около нашего бюро, с любопытством заглядывали в окна и усиленно о чем-то шептались. Наконец трое из них вошли к нам в приемную, и мы, радуясь клиентам, поспешили принять деловые позы. Но турки, любезно улыбаясь и кланяясь, осмотрели приемную, мой кабинет и, не переставая говорить «чок гюзель» («хорошо», «прекрасно»), также с поклонами мирно удалились. Мы были сильно разочарованы.

Впоследствии мое бюро завоевало себе некоторую репутацию. К нам стали обращаться все с более и более крупными делами. О некоторых из них, наиболее сенсационных, я постараюсь рассказать при случае. Теперь же упомяну, что часто в эти дни, сидя в своем турецком убогом кабинете, прислушиваясь вечерами к унылому завыванию муэдзинов на соседних минаретах и глотая дым безбожно коптящей мангалки, я с грустью вспоминал мои петербургский и московский кожаные служебные кабинеты, а в щели потолка мерцали яркие звезды высоких и чуждых мне турецких небес.

Документальная справка (с разрешения Анны Эспарса)

Иван Францевич Кошко

Иван Кошко родился в 1859 году, был старшим братом главы уголовного розыска Российской империи Аркадия Кошко. Иван Францевич Кошко окончил 2-ю военную гимназию в Санкт-Петербурге, Николаевское инженерное училище и курс Николаевской академии Генерального штаба. На государственную службу поступил в 1890 году, был земским начальником 6-го участка Новгородского уезда. На посту земского начальника И. Ф. Кошко занимался вопросами помощи крестьянам, в частности, был инициатором создания ссудно-сберегательных товариществ, а также много времени уделял организации местной кустарной промышленности. В 1899 году И. Ф. Кошко написал и издал брошюру «Мелкий народный кредит как могучее средство борьбы с обеднением нашего крестьянина». С 1901 года стал непременным членом Новгородского губернского присутствия, в том числе отвечал за поставку хлеба для помощи крестьянам (Пензенская, Херсонская губернии) в период неурожая, который совпал с революционными волнениями 1905 года. С мая 1 906 года назначен на должность самарского вице-губернатора. В это время губерния была охвачена революционными волнениями, спустя два месяца в результате взрыва был убит самарский губернатор Иван Львович Блок, а Иван Францевич Кошко стал исполняющим обязанности губернатора. За верную службу был произведен в чин действительного статского советника, а после убийства пензенского губернатора Сергея Васильевича Александровского назначен руководить Пензенской губернией. С 1907 по 1910 год (во времена губернаторства Ивана Кошко) были построены новые детские сады, школы, училища, больницы. В 1911 году Иван Францевич Кошко был назначен пермским губернатором и пробыл на этой должности до 1914 года. В этот период увеличилась на тысячи километров протяженность железных дорог, большие достижения были в металлургии. В 1916 году вышли в свет «Воспоминания губернатора (1905–1914)», которые и сейчас являются одним из главных исторических источников по изучению политической и экономической ситуации в России начала XX века. После Октябрьской революции Иван Францевич Кошко был арестован и заключен в новгородскую тюрьму, затем находился в казематах Петропавловской крепости, отпущен благодаря ходатайству польских родственников, некоторое время жил в Варшаве, после переехал в Париж. Умер в 1927 году.

Ольга Ивановна Кошко