Один из магов вздрогнул.

— Церия права, Кальруз. Я бы даже не знал, с чего начать при такой травме. Но скорость и точность этого некроманта… Ты говоришь, что он всего лишь 22-го Уровня?

Церия вертела в руках свой посох, не торопясь с ответом.

— Фишес – гений. Он обладает глубокими познаниями о человеческом теле. Никто, кроме другого некроманта, не смог бы сделать это с такой легкостью. Если бы обычный маг попытался, он бы потерпел неудачу… И я бы даже пытаться не рекомендовала.

— И это сработало?

Теперь авантюристы уставились на ногу Риоки. Она… не изменилась, по крайней мере, под бинтами этого не было видно. Бинты были настолько красными и грязными, что под ними не было видно вообще ничего. По крайней мере нога не казалась опухшей.

— Плоть, вероятно, по-прежнему разорвана, но кость под ней должна быть восстановлена, если Фишес прав. Он не знает исцеляющих заклинаний, но он мог легко укрепить и восстановить кость.

Церия посмотрела на Риоку. Всё это время девушка не двигалась… С тех пор как Фишес изменил её ногу она застыла, уставившись на неё.

— Риока? Как ты себя чувствуешь?

Нет ответа. Казалось, что Риока потеряна для этого мира. Церия нахмурилась и на её лице отразилось беспокойство.

— …Риока?

***

— …Риока?

Кто-то зовет меня по имени. И я хочу им ответить, очень хочу. Но мои мысли занимает кое-что другое. Если бы передо мной происходило второе пришествие, Армагеддон, инопланетное вторжение и восстание Элвиса Пресли из мёртвых, то я бы не смогла поднять взгляд.

Потому что я чувствую это.

Магия на моей ноге всё ещё на месте, но я её чувствую. Плоть может быть порвана, но кость цела. Мои кости целы.

Я цела.

— Риока? Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь?

Что это за вопрос? Как я себя чувствую? В порядке ли я? Как могут… как могут слова, простые слова описать то, что я сейчас чувствую.

Это заняло всего мгновение, но разница между мной сейчас и тогда – это разница величиной в жизнь. Я исцелена. Я снова стала собой.

— Риока?

Церия положила руку мне на плечо. Это вывело меня из этого мгновения, всего на секунду. И это раздражает, потому что это именно то мгновение, которое я бы хотела, чтобы длилось вечно. Если бы я могла запечатлеть это чувство… Если бы я могла его вспоминать, то я бы больше никогда не отчаивалась. Вот что значит иметь надежду.

Но она хочет получить ответ. Как я себя чувствую? В порядке ли я? Что за глупый вопрос. Но я должна что-то ответить. Что-то… что-то пафосное, вроде «а ты как думаешь»?

Я открываю рот, и что-то меняется.

…Что?

На этот раз во мне нет ничего злого, нет сердца, полного ярости и боли. Вместо этого… вместо этого, когда я открываю рот, то сомневаюсь. Горькие, резкие слова застревают на моём языке и отказываются выходить. И что-то внутри меня спрашивает: почему? Почему и когда?

Почему я собиралась сказать резкие слова человеку, который меня спас? Спас. Меня. Зачем мне вообще делать подобное, отплачивая за всю её доброту грубостью? Неужели я такой человек?

Когда я забыла благодарность? С каких пор моим первым ответом стал гнев? Когда я забыла, что значит сказать «спасибо»?

Кто я, и куда делась девушка, которая улыбалась?

Я ничего не сказала. Я проглотила невысказанные горькие слова. Вместо этого я повернулась к Церии и посмотрела ей в глаза. Её глаза – золотые, расплавленные ядра солнц и полированное золото. Цвет пшеничных полей в угасающем солнце, и где-то в глубине есть проблеск чего-то более глубокого, чего-то большего. Осколок вечности.

Я низко склоняю голову. Прошло слишком много времени с тех пор, как я смотрела на обе свои ноги. Я чувствую удивление окружающих людей, но это вполне естественно. Это меньшее, что я могу сделать. Должна сделать.

— Спасибо.

И снова удивление. Но я держу голову опущенной. Я пока не могу смотреть им в глаза. Земля размывается. Поэтому я повторяю те же слова.

— Спасибо. Спасибо, спасибо. Спасибо.

Недостаточно слов. Их недостаточно. Как слов вообще может быть достаточно?

Японцы… люди, которые составляют половину моего наследия… у них есть тип поклона, который они используют для извинений. Это похоже на падение ниц, и именно так оно и переводится.

土文座. Догеза. Однажды я поклялась, что никогда не сделаю этого ни перед кем. Ни перед королями, ни перед королевами, ни даже пред Богом, если он существует. Но я бы сделала это сейчас, если бы знала, что это не заставит их почувствовать себя очень неловко. Но я делаю это сейчас, в своем уме и душе. Благодарю людей, которые вернули мне то, что для меня важнее всего.

Мои ноги. Мои крылья. Моя способность летать. Поэтому я благодарю их всеми возможными способами.

— Ничего особенного…

Я подняла взгляд. Церия покраснела. И на её лице это не просто красиво, но и очень мило. Я улыбаюсь и поворачиваюсь. Кальруз моргает, глядя на меня. Удивлён? Ну, я думаю, что знаю, как донести до него благодарность. И это не так же, как к Церии.

— Я искренне благодарна. И я прошу прощения за мою грубость ранее. Я обязана тебе долгом, который не могу вернуть. Но теперь я знаю Рога Хаммерада и знаю, что определяет тебя.

Я протягиваю ему руку.

— Честь.

Кальруз выдержал паузу. Но затем он схватил мою руку и крепко сжал её. Его глаза глубокого синего цвета… я и не догадывалась. Мы пожимаем друг другу руки.

— Честь и долг превыше всего. Без них – мы животные.

Я поворачиваюсь к Церии и пожимаю ей руку тоже. А потом Гериалу. И остальным авантюристам. Как давно? Сколько времени прошло с тех пор, как я правильно пожимала руки и вела себя как порядочный человек?

Крепкая хватка, взгляд прямо в глаза. Так же, как учил меня папа. И они улыбаются в ответ. Они улыбаются, и я снова чувствую это.

Доверие.

— Меня зовут Риока Гриффин. Я перед вами в долгу. Всё, что я могу сделать… если я когда-нибудь понадоблюсь, просто скажите.

Я стою выпрямившись. Вновь целая. И мой разум продолжает говорить там, где останавливается мой голос.

Риока Гриффин. Первокурсник Колумбийского университета, или… была бы. Я никогда еще не ступала ногой на кампус.