Шрифт:
Закладка:
Мамонов, который ни до, ни после Шумова не слушался ни одного продюсера в мире, включая Брайана Ино, на этот раз перечить не стал. Хорошо это или нет, но все композиции на альбоме он спел в несвойственной для себя манере, использовав вместо бешеной экспрессии отстраненный и спокойный вокал. Иногда даже слишком спокойный — вплоть до отмороженного.
Позднее музыканты «Звуков Му», соглашаясь с тем, что Шумов «кое-где пересушил эту запись», все-таки настаивали на том, что нетипичная вокальная манера «дала Мамонову новое видение своих песен». У самого Шумова на этот счет была даже выстроена целая теория.
«Я много времени провел вместе с Мамоновым и знаю не понаслышке, что он представляет собой вне сцены, — вспоминает Шумов. — Я знаю его отношение к искусству, я знаю его как поэта и переводчика. Наверное, я был единственным, кто воспринимал «Звуки Му» не как панк-состав, а их лидера — не как человека, постоянно находящегося в пограничных состояниях. Я воспринимал «Звуки Му» как деликатную группу и, записывая их, пытался добиться деликатного звука — насколько позволяли ситуация и техника».
По предварительной договоренности альбом микшировали два человека — Шумов и Мамонов. Услышав первые результаты сведения, остальные музыканты «Звуков Му» заметно приуныли. Клинически чисто прописанный вокал заставлял забыть не только о разнице тембров, но даже о привычной концертной пропорции инструменты — голос. На все упреки, в частности, Липницкого, Шумов отвечал: «А что вас громко давать? Ты что, хорошо умеешь на бас-гитаре играть?»
«Поскольку в песнях «Звуков Му» огромное значение имел текст, то поднятие уровня вокала казалось нам в тот момент оправданным, — вспоминает Липницкий. — Естественно, мы не могли звучать как Talking Heads, и, в какой-то степени, это получалась такая рок-н-ролльная авторская песня. Весь русский рок похож на авторскую песню, но «Звуки Му» от этого ушли максимально далеко».
«Мне казалось, что меня чуть-чуть обижают, — вспоминает Хотин. — Я думаю, и Лелику так казалось. Мой инструмент был засунут тогда в нужную задницу».
Примечательно, что после того, как двойной альбом был полностью смикширован, Мамонов оказался единственным в группе, у кого не было претензий к продюсерской работе Шумова. «Продюсер — это институт очень сложный и совсем другой, чем у нас это принято думать, — говорил Мамонов спустя пару лет в интервью журналу «Сдвиг». — Продюсер обычно делает концепцию всего альбома, концепцию звука, вплоть до какого-то «звукового имиджа». Это очень важная работа, и люди должны быть с большим вкусом, умеющие ладить с непростыми людьми — рок-музыкантами... Василий Шумов спродюсировал наш первый студийный альбом. И я там очень доволен звуком... И это не случайная вещь, что мы и сейчас работаем вместе».
Звукозаписывающая сессия «Простых вещей» была закончена в июле 1988 года, но активное хождение этот двойной альбом получил лишь зимой 1989-го. Дело в том, что первоначально Мамонов категорически возражал против его стихийного распространения.
«Мы же миллионерами можем стать с этого альбома», — то ли шутил, то ли всерьез говорил он, но в свободное плавание альбом упорно не выпускал. После того, как всеми правдами и неправдами копия «Простых вещей» очутилась в студии московской рок-лаборатории, альбом разошелся по стране на тысячах магнитофонных кассет и катушек. Из противоречивого общественного резонанса на «Простые вещи» («Это не «Звуки Му», это «Звуки Му» глазами Шумова!») имеет смысл выделить позицию Брайана Ино, который из всего альбома выбрал для дальнейшей работы в лондонской студии только четыре трека: «Источник заразы», «Зима», «0-1», «Бумажные цветы». Все остальные песни (кроме свежеиспеченного «Забытого секса») были взяты Брайаном Ино со следующего альбома «Крым».
Крематорий. Кома (1988)
сторона A
Кома
Реанимационная машина
Безобразная Эльза
Африка
Клаустрофобия
Хабибулин
Кондратий
Моя деревня (Хит-парад)
сторона B
Мусорный ветер
Гимн мертвым
Пир белых мумий
Гончие псы
Харе Рама
El final de la vida
После первых акустических альбомов и напичканного боевиками «Иллюзорного мира» Григорян и команда решили записать полноценную электрическую работу. Времена изменились. Эпоха квартирных концертов оставалась в прошлом. Один из последних значительных акустических сейшенов «Крематорий» в составе: Армен Григорян (гитара), Виктор Троегубов (гитара), Михаил Россовский (скрипка) — сыграл вместе с дуэтом Цой-Каспарян в университетском общежитии зимой 1987 года. Примерно с этого же момента «Крематорий» начинает стабильно выступать с электрической программой. Концертов становилось все больше, и параллельно росло число незафиксированных на пленку новых песен. Неудивительно, что как-то после очередного выступления Григорян сказал музыкантам: «Ребята! Давайте наконец-то сделаем нормальный альбом на нормальной студии. Иначе мы просто потеряемся».
Впервые за свою пятилетнюю историю «Крематорий» начал серьезно готовиться к записи. Менеджер Дима Бродкин обеспечил финансовую сторону мероприятия, организовав перевод денег со счетов московской рок-лаборатории на счет киностудии имени Горького, в которой планировалось осуществить запись нового альбома.
Понимая, что у группы появилась реальная возможность поработать в нормальной студии, Григорян затеял предварительную демо-запись — случай для «Крематория» небывалый. К этому моменту (осень 1987 года) из-за этических и идеологических расхождений с Григоряном «Крематорий» покинул Виктор Троегубов, основавший собственный проект «Дым». Также из группы ушел барабанщик Александр «Стив» Севастьянов («Крематорий II», «Иллюзорный мир»), оккупировавший кресло первого секретаря Ждановского райкома комсомола. Играть на барабанах в те бурные времена ему было в лом, поэтому демонстрационка и сама «Кома» записывались под ритм-бокс.
В многовековой дискографии «Крематория» подобная компьютеризация состоялась в первый и последний раз. Ритм-бокс был собран вручную сокурсником Григоряна по Авиационному институту Алексеем Кондратьевым. Кондратьев, в честь которого и была написана песня «Кондратий», был простым русским гением-самоучкой. Неудивительно, что сконструированный им фанерный чемоданчик с пожелтевшими кнопками успешно заменял фирменный ритм-бокс. Особенно эффектно у этого агрегата, внешне напоминавшего хитроумное взрывное устройство, получались многочисленные брейки и барабанные проходы. На фоне таких звуков всевозможные «Ямахи» и «Касио» просто отдыхали.
Демо-запись Григорян делал с минимальным количеством музыкантов — вплоть до того, что сольные партии на гитаре исполнял сам. Несложно предположить, что уход двух членов группы стал для него немалым раздражителем, который, подстегивая его честолюбие, усиливал всевозможные творческие амбиции.
«Играть вместе с друзьями дальше было нельзя, — вспоминает Григорян. — С ними можно пить, ходить по девочкам, но для группы это означало бы тупик. Чтобы сделать серьезный альбом, в студии нужны были
