- Точно цел?

- Что ему сделается? - с кислым видом отвечала хранительница. - Я его берегу, как самое дорогое. Держу не в шкатулке, а в другом месте, подальше от глаз.

- А давай проверим, как он там сохраняется, - просил отец.

Мать твердила своё:

- Для чего проверять? Он хорошо уложен, на дне сундука. Я ведь знаю, что ты мне покоя не дашь ни на этом свете, ни на том, если перстень пропадёт.

- Сходи, принеси, - просил отец

- Уж ночь на дворе, а мы будем вещи в сундуках ворошить, - возражала мать.

- Сходи, принеси. Я сыновьям покажу.

- Да они и так его видели много раз.

- Васка, - отец строго взглядывал на жену, - иди, принеси.

Он редко называл её по имени на людях - только если не слушалась, поэтому мать, услышав своё имя, со вздохом выходила из-за стола, неспешно поднималась в свои покои и приносила отцову награду, завёрнутую в белый шёлковый платок.

Перстень был из золота, маленький. Вместо камня - пластинка, покрытая замысловатым узором, который очень красиво переливался при свете свечи. Кольцо свободно налезало отцу лишь на мизинец и с некоторым трудом - на безымянный палец. Матери оно подходило гораздо больше, что давало основания полагать - кольцо женское. Именно поэтому хранительница не любила его - ревновала мужа, хоть и не знала, к кому.

- Перстенёк женский, - говорила она, а затем с ехидством добавляла. - Наверное, германская красотка сняла со своего пальчика, чтобы почтить славного витязя.

- Ну, пожертвовала из своей шкатулки как приз для состязания. Что в этом такого? - возражал отец.

Влад за многие разы, что видел кольцо, успел перемерить его на все свои пальцы правой и левой руки. "Когда-нибудь оно и мне будет маловато", - думал он, отдавая драгоценность родителю, а тот заворачивал перстень в платок и в свою очередь отдавал жене:

- На, убери обратно.

Та, желая ещё как-нибудь проявить своё недовольство, разворачивала ткань, снова сворачивала, поаккуратнее, связывала уголки, осматривала кулёк со всех сторон... Муж терпеливо ждал, пока всё это закончится, а затем говорил:

- Пойдём. Я хочу посмотреть, куда ты его положишь.

Родители вместе уходили наверх и к столу уже больше не возвращались. Нянька, понимавшая то, чего не понимали дети, наклонялась к Владу:

- Ну что? Совсем уснул?

- Я не уснул. Я хочу ещё посидеть. Сейчас отец вернётся.

- Не вернётся. Он пошёл спать. И вам с братом давно уж пора почивать.

- Нет!

- Да, - говорила нянька, и на том заканчивался праздник.

II

Город Букурешть находился в самом центре равнины, по которой протекало великое множество больших и малых рек. Куда ни поедешь - на пути обязательно попадётся мост или переправа. Вот почему государю Владу, чтобы добраться до святой обители, расположенной всего-то в трёх с половиной часах езды от столицы, требовалось пересечь водную преграду трижды. Первый раз - в том месте, где он обычно охотился.

К северу от города Букурешть протекала речка, которая не смогла найти себе узкого русла и вольготно разлилась по полям, образовав десяток озёр, соединённых между собой естественными протоками. Озёра, словно нанизанные на нитку, подпитывали друг друга, и лишь одно, совсем мелкое, не могло насытиться той водой, которую давали два соседних, поэтому в летние и зимние месяцы оно наполовину пересыхало, показывая некрасивое серое дно, изрезанное ручьями.

Остальные озёра, похожие как сёстры, никогда не показывали своего дна. Даже их берега - и те скрывались от взора людей. Пологие сходы обросли густым камышом и кустарником, а там, где берег поднимался повыше, кустарник уступал место деревьям. У самой воды стремились оказаться ивы и ольха, выставлявшие напоказ серебристую листву, словно дорогую одежду, а чуть дальше, за ними, высились простые и скромные зелёные кроны, похожие на лес.

"Если кто не знает этих мест, то, глядя с дороги, не поймёт, куда приехал, - каждый раз говорил себе Влад, проезжая здесь. - По незнанию можно решить, что поле кончилось, и началась чаща". Догадаться, что это всего лишь пойменные заросли, помогали речные чайки, которые иногда взмывали над деревьями, а также дикие гуси и утки, чьи голоса различались издалека, привлекая охотников.

Для удобства охотников и путешественников в округе было построено несколько мостов, в том числе мост через протоку возле сухого озера, и он вот-вот должен был показаться, ведь правитель со свитой уже въехал в заросли. Здесь ветви вязов образовали над дорогой высокий зелёный свод. В конце этого коридора сияло небо, но сейчас государь видел всё это плохо, потому что обзору мешали головы охранников.

Чуть раньше, на равнине, Влад велел своим людям перестроиться, так что теперь двенадцать вооружённых конников рысили впереди и по бокам от господина, дабы защитить его от нежелательных встреч, однако теперь он, заслоненный со всех сторон, почти не видел, что творится вокруг. Правитель лишь помнил, что утоптанный тракт скоро превратится в бревенчатый настил моста, на котором брёвна стёсаны поверху совсем не много, так что по настилу лучше ехать шагом, чтобы конь не споткнулся.

Под мостом зиял глубокий овраг, по краям обросший деревьями. На дне оврага журчала речушка, которая растекалась множеством ручьёв по сухому озеру, начинавшемуся справа от моста, а слева виднелась широкая лагуна, из которой речушка брала воду.

"Там в лагуне крестьянин Илие, который "без пальца", ловит рыбу", - подумал Влад, а затем посмотрел вверх и с некоторой досадой обнаружил, что уже седьмой час - не даром ведь розоватые разводы облаков, растекшиеся по небу, теперь выглядели ярко-золотистыми.

Тем временем настил моста кончился, дорога заметно расширилась и, наконец, превратилась в деревенскую площадь, которую князь не стал внимательно оглядывать, потому что место было знакомое.

Справа и слева за плетнями стояли белёные хаты с ровными четырёхскатными крышами, сложенными из стеблей камыша, а рядом виднелись землянки-кладовые, летние кухни, колодцы, хлева, стога сена и склады дров. Возле домов во дворах уже слышался шум голосов - это хозяева переговаривались через плетень с теми, кто собрался на площади.

Даже не вглядываясь, Влад знал, что на площади "ждут государя", причём одни, сойдясь в кружок, о чём-то горячо спорят, другие, сидя на земле и подложив под себя рогожу, глядят по сторонам, а кто-то улёгся спать в телеге,