Дверь скрипнула, и, почти споткнувшись от удивления о ширму у входа, и чуть не выронив поднос, на пороге комнаты застыла смуглая южанка, рассматривая его пару мгновений. А потом, спохватившись, опустила глаза вниз.

— С пробуждением, юный господин. Мы рады, что вы, наконец, очнулись…

Юный господин?

Коста моргнул, рассматривая одновременно знакомое и незнакомое лицо. В чужих воспоминаниях — южанка была моложе, тоньше, стройнее почти раза в два, не такой… округлой во всех местах.

Служанка низко поклонилась — четыре толстые черные косы почти коснулись пола. Коста проследил за тонкими сильными пальцами, обхватившими поднос; за ямочкой у губ, которые — явно — так любили смеяться; за россыпью родинок, походивших на созвездие — от линии шеи над воротником, до маленького круглого… ушка.

И вспомнил всё. Разом.

Натянул покрывало повыше — до самого подбородка, и… неудержимо покраснел.

Глава 37. Лабиринты иллюзий. Ч1

Южный предел, поместье рода Фу

Гостевая спальня

Его окружали одни женщины.

Статус каждой из которых — даже последней служанки, в этом Коста не обманывался — был выше его собственного во внутренней иерархии Дома.

Недо-гость? Недо-младший писарь? Недо-жертва-ритуала? Недо…кто? Кто он?

Желчная госпожа, две служанки и две невесть откуда взявшиеся помощницы. Целый гарем склочных баб. Ничего из жизненного опыта не подготовило его к такому.

Что делать с таким количеством женщин, он не знал. И что делать с таким количеством женщин, которые чрезвычайно недовольны им, Костой?

И тем более, что делать с женщинами, которым не нравился каждый его шаг. Каждый его вздох. Женщины, для которых он все — вообще все делал неправильно, и все в нем было не так.

Не такая мягкая кожа, слишком грубые ладони, недостаточно изящная фигура, недостаточно правильная осанка, недостаточно красивый голос, недостаточно быстро, недостаточно медленно, недостаточно точно, недостаточно…недостаточно… недостаточно.

Через полдня, после того, как господин Фу отбыл из поместья по делам клана, Коста убедился — все зло в этом мире — от женщин.

* * *

Горячая вода в бадье приятно обжигала кожу. И Коста опустился пониже — по самую шею, пуская пузыри.

Конюший — Коста решил, что это именно он, потому что пахло от мужчины шерстью, сеном и зерном — стоял в отдалении, ожидая команды госпожи из другой комнаты. Дверь между залами спальни оставили открытой, и Коста то и дело оборачивался посмотреть, не мелькнут ли в коридоре женщины, подсматривающие за ним.

Женщины!!!

Он фыркнул в воду и погрузился ещё глубже.

В своей короткой жизни с женщинами ему мало приходилось иметь дело. Но сейчас он точно согласился бы с мастером Хо — создания Грани, вот кто они!

Женщины не понимают слово — нет. Женщины считают, что они — главные в доме. И женщины по какой то причине решили, что он — Коста — должен им подчиняться.

Подчиняться Коста собирался, но до определенного предела и всего на три дня. И лезть в бадью совершенно голым под пристальным взглядом трех пар женских глаз — чернокосой смуглянки и желчной госпожи в том числе — он не планировал.

И выразил свое нежелание очень твердо. Очень.

Покусав двух служанок, которые пытались скрутить его, и заехал в ухо Большой Госпоже. Потому что бить женщин нельзя. Он и не бил, правда? Он — защищался.

Желчная Госпожа Эло разнесла все вокруг — вихрь силы снес на своем пути все, не причинив ему и малейшего вреда, потому что господин-в-кресле перед отъездом приказал однозначно и четко — никаких плетений к нему, Косте, применять нельзя, иначе нарушится течение… течение… солидарности? Содеятельности? Содействия?

Созвучия силы.

Так певуче выразился господин-в-кресле.

И Коста запомнил.

Желчная госпожа орала. Приказывала. Возмущалась. И даже вызвала двух дюжих слуг с заднего двора — плечистых и на пару голов выше Косты, чтобы его скрутили. Тогда он запрыгнул на стол, раскрутил подсвечник и… зарычал.

Он не дастся. Больше никто не снимет с него штаны, если так не решит он сам. Он — будет драться.

Что остановило Госпожу Эло, Коста так и не понял. Сила, которая внезапно вспыхнула, окутывая его руки бело-голубым, или испуганный шепот служанок — «Гоподин Ней будет недоволен, очень недоволен» — это было неважно. Важно, что они пришли к консенсусу: Коста лезет в бадью и терпит все процедуры, эликсиры и прочее… но никаких женщин в комнате быть не должно. Ни единой.

Бадью поставили. Воду согрели артефактом. Дверь между комнатами открыли. Женщин выставили. Слуге приказали следить и добавлять зелья последовательно, следуя командам госпожи.

— Фыр-фыррр-фыр… — Коста закашлялся, набрав воды в нос, и фыркнул. Он так и не понял, зачем его мыть — он чистый, мылся накануне ритуала. И… волосы на голове сбрили. Что ему мыть?

— Господин… — Позвал конюший осторожно. — Юный господин?

— Первое зелье!!! — Злой, звонкий, раздраженно-командный голос Госпожи Эло испортил все удовольствие.

— Вы готовы? Я добавлю эликсир в воду.

Коста поджал ноги, и наблюдал. Как слуга чпокнул пробкой фиала. Старательно отворачивая лицо в сторону, чтобы не вдохнуть, а затем медленной струйкой вылил жидкость цвета болотной жижи в воду.

Воняло страшно.

Сначала не происходило ничего, потом кожу начало щипать, потом жечь, а потом Коста чуть не вылетел из бадьи на пол, уже ухватившись за бортики, но его остановил голос госпожи из-за двери, едкий и довольный:

— Сидеть!!! Вылезешь — будем держать втроем, лично, — добавила она мстительно.

И Коста, скрипнув зубами, погрузился в воду. Кожу пекло неимоверно.

— Второй эликсир!!!

Слуга с сочувствующим и извиняющимся видом, поднес к бадье второй фиал, и зажал нос. Жижа — буро-красного цвета, тягучая и густая, неохотно бухнулась в воду и… зашипела.

— Сидеть! Окунуться с головой! Задержать дыхание на три счета… С головой! Или я вхожу!!!

Кожу щипало так, как будто её содрали разом — руки стали ярко-розовыми, на глазах Косты навернулись слезы… больно было так, что хотелось заорать в голос, и он прикусил губу до крови — орать он не будет, злобная сира не дождется этого.

— Он окунулся?

— Нет… госпожа, не полностью, — после короткой паузы отрапортовал слуга, послав Косте извиняющийся взгляд. За дверью послышались уверенные шаги, Коста набрал воздуха и залпом нырнул под воду.

* * *

Шестьдесят мгновений спустя

— Намазать на голову… могу помочь, господин?

— Сам!

Коста грубо отобрал фиал у хихикнувшей служанки, которая зажала рот кулачком, чтобы не смеяться в голос, и поплотнее закутался в большое полотенце.

— На сегодня это всё, господин. Ужин подадут в комнату. Госпожа приказала вам не покидать комнат, и… вам назначена особая диета в связи с продолжением лечения.

Коста угрюмо кивнул. Дождался, пока его оставят одного, подтянул полотенце, и пошел к зеркалу.

Он был красным. Даже — карминово-красным. Вся кожа на теле стала бордовой. Фиал, которым надлежало намазаться, чтобы не пекло — снять симптомы — ждал около кровати на столике.

Коста угрюмо изучил красный нос, красный лоб, красный живот… и все, что ниже, и — застонал.

Кожа стала чувствительной и такой нежной, как у младенца… как шелк, и… у него исчезли вообще все волосы на теле.

Прохладной мазью он намазался с ног до головы, потом из другой баночки — точно, как указано — намазал место, где должны быть брови, ресницы и голову.

Ужин принесли через тридцать мгновений — поднос, на котором стояла одинокая пиала с горсткой риса и кувшин чистой воды.

Ему надо потерпеть эти издевательства три дня. Потерпеть всего три дня, делая вид, что он готов выполнять каждый из глупых приказов. Потому что так сказал господин-в-кресле перед отъездом — он подслушал.

«Через три дня сила укрепится. Но нельзя удаляться далеко от источника. Прикажи перевести его в спальни на первом — так он будет ближе к алтарю… Через три дня снова измерим потенциалы внутреннего круга, а там уже решу, что делать».

Замерять не надо было — Коста жил со своим вторым кругом столько зим, и сразу мог сказать, что уровень силы — вырос. Ненамного — целители не намерили третий круг, но — вырос. И однозначно вырастет ещё больше. Старик Хо всегда говорил — будет расти он, и вместе с ним будет расти его сила.