Со стороны комнаты донесся шорох и звук отодвигаемого стула. Северский шагнул в комнату.

— Подождите на кухне, — повернулся он ко мне. — Допрошу девушку и займусь вами.

— Я бы хотела присутствовать, — возразила я. — Сами видите, в каком она состоянии. Со мной ей будет спокойнее.

Северский замялся, и я решила воспользоваться моментом.

— Только телефон свой заберу, — добавила я.

Следователь промолчал. Я пошла на кухню и, увидев телефон, который находился там, где я его и оставила, испытала чувство огромного облегчения. Северский наблюдал за мной из коридора.

— Стакан воды для Маши, — вспомнила я.

На столе до сих пор оставались следы пиршества. Стул, на котором сидел Артур, кто-то аккуратно задвинул под стол. На краю стола я заметила бокал с остатками коньяка, пустая бутылка из-под которого обнаружилась тут же. Когда мы с Аней покидали квартиру, Артур как раз собирался пить коньяк. Судя по всему, он не остановился, пока не выпил его весь.

В воздухе стоял характерный запах застарелого пиршества: аромат зеленого лука оттеняли тонкие нотки сигаретного дыма. Я с сожалением окинула взглядом кухню. Да уж, совсем не так должен был завершиться этот день.

— Ну что там? — недовольным тоном спросил Северский.

— Иду, — отозвалась я.

Сполоснув стакан, я наполнила его водой и пошла к Маше.

Через час в квартире не осталось никого, кроме нас и следователя.

Во время допроса Виталий Андреевич вел себя очень достойно: не повышал голос, не торопил нас, предоставляя возможность подробно вспомнить все, что было, а когда Маша снова стала клацать зубами, то сам набросил ей на плечи плед. В общем, оказался «добрым» полицейским, хотя его манеры и поведение могли быть четко отточенной схемой ведения допроса. Сначала будет мягко гладить, а потом больно бить. Однако ни мне, ни Маше скрывать было нечего.

Маша рассказала, что вскоре после нашего с Аней ухода Дмитрий внезапно решил продолжить банкет и вернулся за стол. Перед этим он поспал совсем немного, и, конечно, никто не смог бы протрезветь, подремав всего полчаса. Артур в тот момент находился на кухне один, попивая коньяк и зависая в телефоне. Маша попробовала снова уложить отца спать, но тот сопротивлялся, и она решила оставить его в покое. Тем более что, по ее словам, Артур в скором времени собирался отправиться на боковую. Значит, решила она, вероятность ссоры между братом и отцом минимальна.

Сама Маша тоже решила отдохнуть. Она привычно расположилась у себя в комнате и даже успела задремать, но вдруг услышала из коридора громкий крик брата.

— Словно его там резали, — вспомнила она. — Орал, как бешеный.

Девушка вышла в коридор и увидела ужасную картину: на полу лежал отец, признаков жизни он не подавал. Рядом с ним на коленях стоял брат. Его футболка и руки были в крови. Она закричала: «Что ты наделал?!» Увидев сестру, Артур крикнул, что никого не убивал, а лишь пытался сделать отцу массаж сердца. Он же попросил вызвать «Скорую», что девушка тотчас и сделала. В полицию она не обращалась. Но вместе с медиками прибыли и полицейские, хотя Маша их и не вызывала. Она не знает, кто это сделал. Возможно, соседи.

— Если в службу «Скорой помощи» поступает вызов о серьезном ранении, то они обязаны сообщить нам, — объяснил Северский. — Так что соседи здесь, скорее всего, ни при чем. А что, раньше были прецеденты?

— Были, — призналась Маша. — Несколько раз папа и брат так сильно кричали друг на друга, что соседи вызывали полицию. Но я не знаю, кто именно вызывал. Со стороны все такие вежливые, улыбчивые.

Она продолжила. После появления полицейских начался сущий кошмар. Врачи прямо в коридоре оказывали срочную помощь Дмитрию, который, как выяснилось, был еще жив. А Артур только и твердил, что он не убивал. Потом его повели на улицу, в лифт он заходить отказался, пошли по лестнице, а из дверей выглядывали соседи. Перед Машей стоял трудный выбор: остаться с отцом или быть рядом с братом. Выбрала брата, потому что увидела, что отца собираются отправлять в больницу. Брат постоянно пытался что-то сказать, но в ответ получал удары от полицейских. Когда Артур понял, что его подозревают в попытке убить собственного отца, он совсем потерял разум. Кричал, вырывался, пытался драться с полицией.

Этот момент я и застала, приехав к дому на такси.

Северский внимательно слушал Машин рассказ, изредка что-то помечая в протоколе допроса. Поговорив с ней, дал прочесть документ и попросил поставить подпись. Девушка безропотно выполнила его просьбу.

— Я могу идти? — спросила она.

— Куда, Машенька? — поинтересовалась я.

— Уберусь на кухне.

— Иди, конечно. Я скоро.

Итак, очередь дошла и до меня. К этому моменту Маша уже ушла на кухню, и я на всякий случай прислушивалась к звукам, наполнившим этот дом. Девчонка пребывала в жутком стрессе, могла учудить что-нибудь.

Мы со следователем остались наедине. Я честно рассказала обо всем, что случилось днем. О покупках, об Ане. И о том, как мы оказались в баре.

— Примерное время совершения преступления как раз совпадает с тем, когда вы баловались коктейлями, — заметил Северский. — Так что алиби у вас есть. Поздравляю.

— Стойте-ка, — не поняла, — это, конечно, замечательно, но разве происшествие случилось не раньше по времени? Маша сказала, что отец проспал всего ничего, а потом снова вернулся к столу.

— После этого Маша отправилась спать и провела в постели почти три часа, — напомнил Северский. — Не путайте меня и себя. Мне было важно знать о месте вашего пребывания в момент покушения.

— Вы мне навязываете алиби? — удивилась я. — Впервые с таким сталкиваюсь.

— Просто я видел вас в этот момент в другом месте, — резонно заметил Северский. — Не будь мы с вами в одном месте, я бы непременно вписал ваше имя в список подозреваемых. Считайте, что вам чертовски повезло. Но если вдруг какие-то данные окажутся неверными или вы что-то упустили, то мы непременно поднимем эту тему позже. Очень советую ничего не скрывать.

— Нечего мне скрывать, — устало вздохнула я и потерла вновь занывший висок. — Аня, если я правильно понимаю, тоже автоматически исключается из числа подозреваемых?

— Та самая разухабистая подруга, которая была с вами в баре? Если речь о ней, то я бы ее тоже допросил.

— На каких основаниях? — не поняла я. — Со мной все ясно, я сама напросилась, а она-то при чем?

— Она тоже была сегодня в этой квартире. Могла что-то заметить.

Он снова принялся заполнять протокол.

— Могу сейчас позвонить подруге и попросить ее приехать, — сообщила я. — Все равно я должна