действительно, когда произошёл первый удар – он пришёлся по краю башни, добротное с виду сооружение будто застонало, как от неожиданной боли. Последовал ещё удар и ещё, не менее жестокий, и каждый раз стены отзывались стонами, ссыпая с себя каменные осколки, словно брызги дождя в осеннюю пору… Наконец, когда горожане ощутили, как дрожит земля под их ногами от могучих ударов «Барана», приуныли.

Они, конечно, пытались помешать разрушительному процессу, закидывая «Баран» камнями, обстреливали стрелами и копьями воинов при нём. Бесполезно! Доримион предусмотрел защитный навес из жердей, обложенных мокрыми воловьими шкурами: воины (их скрывалось внутри до трёхсот человек) без потерь управляли ходом машины и раскачивали подвешенный на прочных цепях таран, утяжелённый в задней части противовесом. Навес, сплошь утыканный копьями и стрелами, вскоре походил на большого злобного ежа. Амфипольцы догадались наконец защищать стену в месте ожидаемого пролома. Навстречу таранному удару спускали мешки с песком и толстые покрывала из шерсти – для смягчения ударов. Старались поймать головную часть веревочными петлями, но македоняне каждый раз мешали, пуская в ход длинные жерди. После серии безуспешных мер защитники решили спешно наращивать толщину стены, напротив места ожидаемого пролома.

Об этом и прочих событиях был вчера разговор на совете. До Амфиполя многие из хилиархов впервые видели такое чудище в деле, поэтому не верили в успех. Но, зная нетерпимый характер царя, побаивались сомневаться вслух. Но исподволь заводили разговор о существовании старых, годами проверенных методов ведения войны, среди которых главное – вызвать противника в поле и победить его в честном открытом бою. Но Филипп планов не менял, он верил в успех, поэтому выжидал, хотя македоняне каждый день несли потери, притом что боевых действий ни одна из сторон не вела. Вот как было вчера. Когда пехотинцы-гоплиты со штурмовыми лестницами подходили к стенам города, неожиданно открылись ворота, выпустив наружу отряд лихих амфипольских конников с пиками наперевес. Они с шумным гиканьем понеслись на македонские шеренги, без труда разогнав их. Филипп наблюдал подобное уже несколько раз, сильно огорчался потерям, но тактику не менял.

– Филипп! – горячился на совете молодой Леоннат, его любимец. – Разве ты сомневаешься в отваге своих воинов? Разреши отобрать сотню храбрецов – и я захвачу ворота в тот момент, когда они откроются для очередной вылазки!

Пожилые военачальники, готовые поддержать Леонната, выжидательно смотрели на царя, а тому приходилось сдерживать их пыл.

– Я знаю, Леоннат, насколько ты отважен, – успокоил царь. Но Амфиполь – греческий город. Зачем македонянам зря убивать греков, будоражить Грецию, если можно взять город иным способом?

– Тогда прикажи сделать подкоп под стену, – немедленно отозвался Полисперхонт из Тимфея, уважаемый всеми пожилой командир. – Я с тимфейцами, а ты наслышан об их отваге, проберусь в город ночью, тайно. Открою ворота. Вот будет потеха!

– О нет, друзья мои! Как раз этого делать не следует! – сдержанно возразил царь. – Амфипольцы сами должны понять бессмысленность собственного упрямства, добровольно открыть ворота для мирных переговоров. Греки считают нас варварами, потому что мы не научились договариваться с врагами. Всегда жаждем крови. Нет, я буду терпелив, выжду, когда плод созреет и упадёт ко мне в руки. Амфипольцы должны увидеть в Македонии друга, а не врага. Зевс свидетель, я не желаю крови!

Вскоре возражения военачальников угасли сами собой. Поговорили о других делах, и совет закончился приглашением царя отужинать. Повод у Филиппа был: Антипатр, его друг и первый военный советник, оставленный в Пелле наблюдать за Македонией, сообщал, что царская невеста отбыла из Эпира и направляется в Пеллу. Филипп отписал, что рад сообщению, но предупредил, что задержится до покорения Амфиполя. Поэтому пусть Антипатр встретит невесту царя, окружит вниманием, позаботится о приличном содержании.

Вина по случаю выпито было немало. Филипп, как и его сотрапезники, не разбавлял чудесный дар Диониса водой, как обычно делали греки. Он часто опустошал чашу-килик, забывая закусывать; в голове с утра теснило. Но жалеть не приходилось – общение с друзьями дорогого стоит, всегда на пользу: или дружба будет крепче, или неверный друг во хмелю проговорится…

* * *

Македонские цари издавна домогались города Амфиполь, построенного на месте афинской колонии во Фракии за восемьдесят лет до описываемых событий. Его стратегическое значение определялось близким расположением к устью реки Стримон, что позволяло амфипольцам контролировать как сухопутный путь вдоль морского побережья, так и движение по самой реке. Его жители получали доход от добычи золота на расположенной поблизости горе Пангей, а на ближайших горах происходила заготовка в больших объемах корабельного леса, которым торговали с Афинами, способствуя росту могущества афинского военного флота. Именно такие обстоятельства позволили Амфиполю заявить о своей автономии, чем, естественно, Афины были не довольны. К тому же амфипольцы разрешили спартанцам, вечным врагам афинян, разместить у них небольшой военный гарнизон.

Аминте II, отцу Филиппа, удалось уговорить амфипольцев поставить у них свой небольшой гарнизон из македонских воинов – как остережение враждебным фракийцам. Но до прямого подчинения Амфиполя Македонии дело не доходило. А что Афины? Афиняне не забыли обиды на амфипольцев, как и важность города для собственных стратегических планов. Поэтому Филипп придумал план, исходя из того, что сейчас афинянам некогда возиться с Амфиполем, поскольку завязли в противостоянии со Спартой.

Вначале молодой македонский царь прислал в Амфиполь Пармениона, опытного военачальника и умелого переговорщика. Парменион был на двадцать лет старше Филиппа, к тому же, оценив его военный талант, рассудительность и ум – редкие достоинства в царском окружении, царь доверял ему особые, «деликатные», поручения. Появившись в Амфиполе в качестве посла «доброй воли», Парменион объявил горожанам о намерении Македонии навсегда отказаться от притязаний на город. В доказательство вывел из города воинов македонского гарнизона. Радости амфипольцев не было предела! Затем Филипп отослал Пармениона в Афины с тайным поручением, в котором сообщалось, что Амфиполь не представляет ему никакого интереса. Мол, забирайте его себе, афиняне!

По этому поводу в Афинах объявили праздник – ведь Амфиполь достается афинянам без войны и прочих нежелательных действий, можно сказать, даром! Пармениона разве что на руках не носили. В благодарность Афины просили передать царю, что не будут возражать, если македоняне тогда завладеют Пидной в беспокойной для афинян области Пиэрия – другим поселением греков на фракийской земле. Афиняне также не возражали, если вслед за Пидной македоняне приберут к рукам ещё Дион, Гераклею и Метону – все греческие поселения, которые долго оставались без участия Афин в их жизни. Неожиданный «подарок» афинян в виде их собственного нейтралитета во Фракии устраивал Филиппа. Захватить их теперь не представлялось трудным делом –