– Я знаю, Джайлс. Вы взяли на себя мою вину. Так ведь поступают ваши чикагские гангстеры? И это с вашей стороны чертовски благородно. Поверьте, отец отказался бы от меня как от сына, если бы мог. Знаете, он ждет не дождется, чтобы разразилась какая-нибудь война и он отправил бы меня защищать демократию. «Я сделаю из тебя мужика!» – твердит он. Или убьет меня, что для него предпочтительнее, чем иметь такого сына. Охота на диких апачей, господи ты боже мой! Вы слыхали что-нибудь более абсурдное? Но скажите мне, Джайлс, вы-то что здесь делаете?

– Хочу наняться на работу в экспедиции.

– Вот здорово! – воскликнул Толли. – Как чудесно совпало, что наши дорожки вновь пересеклись. У меня теперь есть возможность расплатиться за неприятности, которые я вам причинил. – Он повернулся к портье и решительно нацелил указательный палец. – Добавьте расходы мистера Джайлса к моему счету, мистер Браунинг. Вызовите коридорного, чтобы отнес его багаж в мой номер.

– Очень хорошо, сэр, – отозвался Браунинг.

– Где ваши чемоданы, старина? – обратился ко мне Толли.

– Послушайте, Толли, – с казал я, – я благодарен вам за предложение. Но вы мне ничего не должны. Я посплю в машине, я уже привык. Но все равно спасибо.

– Чепуха! – вскричал Толли. – Слушать ничего не хочу. У меня в апартаментах есть пустая комната, и она к вашим услугам. И не волнуйтесь, я вас не потревожу, если вы об этом беспокоитесь. Вообще-то вы не в моем вкусе.

– Это хорошо, Толли, – улыбнулся я. – Ведь мне-то нравятся девушки.

Толли Филлипс рассмеялся своим высоким, похожим на конское ржание смехом.

– Ясное дело, девушки, Джайлс. Уж это-то я понял. Может, поэтому вы мне и не нравитесь.

Портье положил на стойку передо мной регистрационный бланк. Привыкший к тому, что при мне, не смущаясь, часто вели приватные разговоры в клубе, я по достоинству оценил его умение хранить невозмутимость. Ни один мускул на его лице не дрогнул, движение бровей не выдало, что он расслышал хотя бы слово из того, что Толли только что сказал.

– Прошу вас, сэр, – обратился он ко мне. – Нужно заполнить бланк и расписаться внизу.

– Вы приехали в самый благоприятный момент, Джайлс, – сказал Толли. – С егодня вечером будет собрание, на котором мэр этого симпатичного городка изложит подробности Большой экспедиции к апачам. Пойдем туда вместе. Посмотрим, что удастся сделать, чтобы вас взяли на работу. Мистер Браунинг, как вы думаете, у них найдется должность для моего юного друга?

– Не могу сказать, сэр, – прохладно отозвался Браунинг. – Впрочем, похоже, что существует довольно много претендентов на ограниченное число должностей. И их прочат в основном местным.

– Ладно, это мы еще посмотрим, – заявил Толли. – Имя Толберта Филлипса здесь кое-что значит, знаете ли. Если бы не моя семья, в этой дыре и поезда бы не ходили. А сейчас, Джайлс, я настаиваю на том, чтобы вы поднялись в мой номер и привели себя в порядок. Потом найдете меня здесь, в баре. – Толли улыбнулся во весь рот и заговорщически посмотрел вокруг. – У меня найдется кое-что, чтобы подправить ваш лимонад.

Вот так я поселился в апартаментах Толли Филлипса. Принял горячий душ, переоделся и спустился в бар. Там было душно, толпились все прибывающие добровольцы, царила какая-то восторженная, праздничная атмосфера. Толли заказал нам обоим лимонад, а потом под столом щедро плеснул в стаканы из пол-литровой бутылки текилы.

– Протащил через границу, – сказал он, показывая мне бутылку. – Пили когда-нибудь «маргариту», Джайлс?

Мне доводилось с товарищами по колледжу бывать в чикагских злачных местах, где мы пили виски и отвратный самогон, однако текилы я еще не пробовал. Толли приподнял свой стакан.

– Есть у меня ощущение, что мы быстро станем очень близкими друзьями, старина, – проговорил он. – Но, разумеется, только в платоническом смысле. Ну, за наши приключения в старушке-Мексике!

Мы чокнулись и сделали по глотку.

– Неплохо! – похвалил я.

– Неплохо? Вы чертовски правы, это куда как неплохо! – рассмеялся Толли. – Знаете, я серьезно обдумал ваше положение, Джайлс. И пришел к выводу, что вам надо записаться в экспедицию в качестве моего камердинера. Каждый доброволец имеет право взять с собой слугу.

– Вашего камердинера? Ну не знаю, Толли. У меня совсем нет опыта. Что, собственно, должен делать камердинер?

– Ох, не зацикливайтесь на названии, старина, – предложил Толли. – Что такое слова? В детстве у меня был камердинер. По утрам он приносил мне одежду и помогал одеваться. Тогда до меня дошло, что мне нравятся прикосновения мужчины.

– Я совершенно точно не буду одевать вас, Толли, – решительно заявил я. – Давайте проясним все с самого начала.

Толли снова рассмеялся.

– Разумеется, не будете, Джайлс, – сказал он. – Да я вас и не попрошу. Я вполне в состоянии одеться самостоятельно. Наверное, лучше назвать вас моим ассистентом, а не камердинером. Так вам больше нравится?

– По правде говоря, ненамного.

– Будете, так сказать, моим Пятницей, – продолжал Толли. – Отчасти секретарем, отчасти камердинером, отчасти грумом…

– Грумом?

– Да. Комиссия по экспедиции предпочитает, чтобы добровольцы имели собственные средства передвижения, – начал объяснять Толли, – вот отец и послал со мной в Мексику трех из его чистокровных охотничьих лошадей. Но, увы, мне пришлось уволить грума в Сент-Луисе. У парня были проблемы со спиртным. Вы когда-нибудь имели дело с лошадьми, Джайлс?

– Почти нет, – с казал я. – У спел кое-чему научиться на ранчо. Ведь я вырос в Чикаго, Толли. У меня явно не хватит квалификации, чтобы ухаживать за вашими охотничьими лошадьми. Так что работа вашим ассистентом становится все менее привлекательной.

– Я очень хорошо обращаюсь со своими людьми, – с легкой обидой заявил Толли. – И, если позволите напомнить вам, Джайлс, вы не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым. Хотите вы попасть в экспедицию или нет?

– Я почти на все готов, чтобы попасть, – кивнул я. – Мне только не по душе стать одним из ваших людей. Я-то надеялся наняться фотографом.

– Ох, пожалуйста, Джайлс! – Толли насмешливо улыбнулся. – С чего бы им нанимать вас фотографом? Уж не думаете ли вы, что у них нет профессионала, чтобы освещать события? Они точно не возьмут новичка.

– Ну, тогда я предложу таскать камеру за фотографом, – сказал я.

Оставив Толли в баре «Гэдсдена», я пришел в ратушу пораньше. Рабочие еще расставляли стулья и заканчивали сооружать трибуну и кафедру для выступающих. Я принес с собой камеру и штатив, чтобы показать, кто я такой. Однако заметил, что другой фотограф уже расставляет оборудование.

Я подошел к нему познакомиться. Это был нечесаный суетливый толстяк в поношенном и плохо сидящем