Шрифт:
Закладка:
Пройти в лицей не составило проблем. Фамилии ребят были зафиксированы на входе в книге посетителей, где за скромным письменным столом, выполняя роль своеобразного дежурного находился какой-то пожилой мужчина в очках. Как только это случилось, он зазвонил в колокольчик, и выпрыгнувший из комнатушки по соседству мальчишка-помощник, резвым кабанчиком помчался за лицеистом Кордоленским. Под бдительным взором дежурного, ожидая в небольшом, окрашенном в бледно-салатовый цвет холле, пока к ним выйдет жених Софьи Андреевны, подростки, уныло рассматривали спартанский интерьер. Идя сюда, они предполагали увидеть нечто большее. Скудное оформление без излишеств совсем не сочеталось в их умах с тем как должно выглядеть обиталище выходцев из дворянских семей. Когда парням наскучило стоять у окна, они начали ходить кругами, читая всё, что попадало им под руку. Как выяснилось, расписание лицеистов, было предельно жёстким.
Увидев распорядок учащихся, Степанцев по диагонали ознакомился с ним и громко присвистнув, стал делиться с другом находками, которые потрясли больше всего: – Хо-хо! Учатся ежедневно с первого августа по первое июля. Каникулы всего один месяц в году и они проводят их здесь. Обалдеть лицеисты несколько лет проживают безвыездно. Подъём в шесть утра. Начало уроков в семь. Учёба заканчивается в половину девятого вечера. После чего ещё какая-то рекреация…
Мама пришла на выручку:
– Это такой комплекс оздоровительных мероприятий.
– А-а-а, это чтобы ученики окончательно загнулись им ещё и зарядку на ночь предлагают сделать! – расхохотался Паша.
– Даже не знаю, сколько бы я выдержал в таком ритме, – почесал затылок Глеб, осознав, что даже у такого любознательного юноши, как он, подобный темп обучения вызывал отторжение.
Раздался торопливый звук шагов по паркету, и друзья полностью переключились на появившегося запыхавшегося парня, почти бегущего к ним по коридору. В длинном синем сюртуке с красным воротником и широкими такого же цвета манжетами, двумя рядами блестящих пуговиц, в заправленных в ботфорты* синих панталонах он смотрелся как главный герой из какого-то художественного фильма по типу «Гардемарины вперёд!».
Немногим старше Паши и Глеба, такой же юный, как и его будущая супруга, демонстрирующий изысканные манеры, розовощёкий белобрысый юноша с гривой непослушных волос со щенячьим восторгом принял посыльных.
– Голубчики вы мои, какая радость! Как я вам благодарен! Сию минуту ответ будет готов, – раскланялся смущённый Фёдор Иннокентьевич, и кратким любящим взглядом отсканировав записку Софьи Андреевны, принялся строчить ответ за столом дежурного, который любезно встал.
Внезапно, продолжая писать, лицеист спросил:
– А чтобы вы подарили даме сердца?
Глеб застопорился, а Степанцев, закряхтев как старый дед, с заумным видом изрёк:
– Девчонки любят красивые и чудные вещи. Можно подарить какую-нибудь маленькую картину с волшебным гномиком или статуэтку феи.
Ответ изумлённого Фёдора Иннокентьевича, обескуражил ребят:
– Это что же, вы любезный опиатами балуетесь?
Ойкнув, Елена Юрьевна с космической скоростью подгрузила сына данными про бум изображений фей, гоблинов и разной другой волшебной нечисти в девятнадцатом веке в Англии, основанный на повсеместном злоупотреблении опиума и его производных, стоивших дешевле алкоголя. Являясь, как и Франция с Германией, одной из законодательниц различных модных трендов для высшего света в России, Англия с превеликим удовольствием предлагала свои новинки подражателям, имея не малую от этого торговую выгоду.
В заключение ангел-хранитель, будучи в смятении, добавила:
– Нам тут задерживаться никак нельзя. Викторианская эпоха была пропитана наркоманией во всех слоях населения. О, Боже мой, и наступит она через пару десятков лет!
Чтобы хоть как-то снять мандраж, охвативший психолога, Паша шепнул маме, что уж за двадцать лет они точно обязательно что-то придумают. И спокойным тоном ответил Кордоленскому, которые всё это время вещал, как истерично и непредсказуемо стали вести себя некоторые молодые люди, попробовавшие сие повальное увлечение в Европе, приносящее, на его взгляд, сомнительное веселье:
– Что вы, что вы, я эту новомодную английскую дрянь на дух не переношу.
И тут, словно опомнившись, лицеист трогательно сообщил:
– Мне срочно нужен подарок! Я не успею его приобрести до свидания с Софьей Андреевной!
– Паш, сплетёшь что-нибудь? – нашёлся Бойченко.
– У вас есть натуральная кожа? – осведомился Паша и, потирая ладони, пояснил:
– Я обучен плести нагайки, и могу сделать оригинальный браслетик. Обещаю, второго такого ваша Софья Андреевна ни на одной женской ручке не встретит.
– Отнюдь, нет. Но я могу предложить вам мои старые ботфорты! – заискрился бенгальским огнём счастливый лицеист.
– Несите. И ножницы. Гарантирую, это не займёт много времени, – напыщенно заявил Степанцев, поглаживая себя по волосам, будто кота.
Рукоделие состоялось в газетной комнате с лакированной мебелью, окутанной нотками специфического, легко узнаваемого запаха типографской краски, где в окружении стульев, размещалось два столика: круглый и квадратный, да пара средней высоты книжных шкафов и конторки**, на зелёном сукне которых, стопками лежала свежая пресса. Отогнав всех подальше, расположившись в одиночестве за круглым столом, в центре помещения, на который уложил предоставленную предусмотрительным дежурным увесистую толстую доску, поигрывая бровями и закусив нижнюю губу, Паша принялся раскраивать сапог на лоскутки и тонкие полоски. А Глеб уложил жупаны на стулья и, продолжая присматривать, за невидимым ему ангелом-хранителем друга, которого носил перед собой в шапке, во всём соглашаясь с лицеистом, будто бы беседовал с ним о незначительных пустяках.
Категорически не желая присесть, стоя у ближней к Степанцеву стене, Фёдор Иннокентьевич то и дело вытягивая шею, чтобы не пропустить ни один шаг в процессе изготовление подарка для возлюбленной, бессознательно вёл светский разговор: – Музыка захватывает Петербург всё больше. Порядка сорока магазинов музыкальных инструментов и мастерских уж открылось, имеются и нотные лавки. Домашние оркестры из крепостных пользуются спросом. Они играют в праздники на дачах. Давеча Георгий Яковлевич Веклер к нам пожаловал. Привёз императору собственноручно сотворённые чудеснейшие мозаики с видами дворцов, что на островах Елагине и Каменном. За необычайное умение своё был причислен к Академии художеств в звании мастера. Обещался уроки давать, если приглашать будут. Показывать, как заливать особые формочки специальным составом и вставлять в них цветные стёклышки. Полагаю, это невероятно кропотливая работа.
И тут на одном из шкафов часы в деревянном корпусе с резной оправой вокруг застеклённого циферблата мелодично отсчитали три удара. Глеб ястребом вскинул голову и услужливо оповестил:
– Паша, фрейлина Румянцева будет ждать в Предхорной после четырёх.
– Почти готово, – пыхтя, отозвался Степанцев, и спросил у лицеиста:
– Есть какие-нибудь бусины, чтобы чуток украсить браслет?
– Откуда же здесь бусины, голубчик! – опечалился Кордоленский.
Паша бросил на Фёдора Иннокентьевича понимающий взгляд и тут же лучезарно вскрикнул:
– А пуговицы
