охранников случайно столкнулся с ним во дворце. Все затаили дыхание, ожидая, как он поступит, ведь если бы это был Карлос, то наказал бы и ребенка, и родителя. Но все, что он сделал, — это поднял ребенка, проверил, все ли с ним в порядке, затем поставил его на ноги и продолжил совещание, как ни в чем не бывало.

Говорили, он жестокий человек, так и было. Но он не безжалостный. Он не был своим отцом, и та ситуация, как ничто другое, доказало это.

Лия смотрела, как он бегал вокруг садов, завороженная плавностью его движений. Легкие и свободные, широкие, прыгающие шаги.

Когда наконец он остановился, прямо перед ее окном, он стянул толстовку через голову, оставшись в одной футболке, облегавшей твердые и мускулистые линии торса.

Каждый раз, когда она видела его, он был в идеально подобранном костюме, но сейчас стоял в спортивных штанах и футболке, которая подчеркивала каждую линию, демонстрируя мускулатуру широких плеч и мощной груди, рельефы его пресса.

У нее перехватило дыхание.

Он был сложен не как бизнесмен. А как воин.

Ей только исполнилось восемнадцать, и она была невинна. Ее жизнь вращалась вокруг образования и уроков королевского этикета, на которых настаивали родители. Парни никогда не занимали ее ум. Да и с чего бы? Она была обещана одному мужчине, и им был Матиас.

Хотя Матиас пока что не был мужчиной. Он был мальчиком, и до этого момента это никогда не было так очевидно.

У нее никогда не перехватывало дыхания от Матиаса. Ей никогда не хотелось смотреть на него так, как хотела смотреть на Рафаэля Наварро. Никогда не хотелось увидеть, как выглядит его тело под тканью футболки, никогда не хотелось прикоснуться к стальным мышцам груди…

Лия вздрогнула, память была беспощадна. Первое пробуждение сексуальности и не из-за мужчины, которого она должна была хотеть, а из-за мужчины настолько запретного, что она не должна была даже смотреть на него так.

Но смотрела.

Она была наивной, думала, что смотреть — не преступление. Не осознавая силу своей одержимости и не понимая, какие чувства он пробудил в ней.

Ее жизнь была настолько ограниченна, что любое действие требовало одобрения родителей. В жизни не было азарта, ничего нового.

Рафаэль был первым человеком, который показался ей опасным и захватывающим, и она хотела больше.

Лия резко выпуталась из свадебного платья и положила его на кровать. Затем взяла спортивные штаны и толстовку и подошла к другой двери рядом с кроватью, которая вела в ванную комнату.

Комната, выложенная белой плиткой, была открытой и просторной, а пол — теплым под ледяными ногами. Она встала перед зеркалом и убрала фату, бриллиантовую диадему и все шпильки, которые удерживали волосы. Макияж потек, под глазами лежали черные тени, а щеки были бледными.

Мать была бы потрясена, увидев ее в таком состоянии. Она всегда ненавидела эту дикую сторону Лии, особенно приключения, которые происходили в лесу за дворцовыми садами, когда она лазала по деревьям и строила крепости, играя в запрещенные игры с другими детьми.

Лия приходила домой в грязной, рваной одежде, с растрепанными волосами и выслушивала лекцию от матери о том, что будущая королева всегда должна быть безупречной.

Сейчас она не была безупречной.

Так она отблагодарила родителей за тяжкий труд?

Ее пронзила печаль. Пока что она не хотела думать о родителях.

Вместо этого Лия избавилась от нижнего белья и зашла в душ, позволяя потоку блаженно горячей воды согреть ее и смыть воспоминания о прошедшем дне.

Когда вода заполнила пространство вокруг, она осторожно коснулась живота, и ее пронзило желание защитить будущего малыша. Она не знала, какой матерью будет, но определенно не собиралась обременять своего ребенка грузом ожиданий, как это было с ней.

Лия не будет рассказывать, как тяжело работала или как сложно было забеременеть. Как много слез было пролито и сколько было пережито душевных страданий, чтобы просто стать матерью.

Она не станет читать лекции о принесенных жертвах и о том, что ее счастье зависит от счастья ребенка, да и разве это не так? Разве она не прошла через многое?

«Этого они хотели, Лия. Ты сама сказала, что никто никогда не спрашивал, чего хочешь ты. Они даже не думали о тебе… Так зачем так мучиться?»

Мама постоянно говорила о том, как трудно было зачать ребенка, и о том, что к тому времени, как они прошли через ЭКО, были уже пожилыми родителями. И что у них не осталось сил на «легкомысленного и слишком требовательного» ребенка, как она.

Лия любила родителей, поэтому старалась быть хорошей девочкой. Не устраивать истерик, когда, расстроенная, злилась или плакала, или не кричать слишком громко, когда было весело. Быть прилежной и никогда не давать повода сожалеть о ее рождении.

Она занималась этим годами, не задавая вопросов.

До одной ночи, когда не могла заснуть, пошла гулять по дворцовым коридорам и нашла открытую дверь в кабинет отца. Из интереса войдя внутрь, она начала рыскать вокруг и нашла бутылку виски и коробку сигар.

Была полночь, а вокруг ни души, поэтому она отхлебнула виски. Затем попробовала одну из сигар. Она чувствовала себя спокойно, ведь она продолжала делать все то, что не позволяла себе днем.

Затем одной ночью Рафаэль поймал ее. Лия нагло предложила ему стакан виски, который он, к ее удивлению, взял. Затем он сел рядом, и они говорили и говорили. Она подумала, что это был единичный случай, но спустя пару дней он вернулся, и они снова начали общаться.

Тогда она поняла, что его не волнует ее поведение. Что она не сдерживает себя с ним, что ему нравится, когда она «легкомысленная».

И еще, что он ей нравится. Даже больше. Она хотела…

Лия моргнула.

Она поняла, что сейчас у нее была роскошь выбора. То, что она не хотела выходить за него, не значит, что она не может спать с ним.

Три месяца назад она выбрала Матиаса, но случай привел ее в постель Рафаэля. Сейчас она могла выбрать другой путь.

Лия выключила воду и вышла из душа. Обтерлась теплым, пушистым белым полотенцем, затем надела нижнее белье и спортивные штаны, которые лежали на кровати. Чистые, пахнущие стиральным порошком, но сомнений в том, кому они принадлежали, не было, потому что она утонула в них. Штаны не были так плохи из-за небольшого животика, к тому же в поясе имелась кулиска, чтобы затянуть на бедрах, но толстовка — отдельная история. Она была огромной, до