Для хукс проблема заключается не в том, что постмодернизм бесполезен, а в том, что он был создан с учетом специфики опыта белых мужчин-интеллектуалов и не оставлял места для политики идентичности. хукс утверждала, что постмодернистская мысль допустила ошибку, дестабилизировав понятие идентичности, что привело к исключению объединенного голоса и опыта черных американцев, в особенности черных женщин, и их стремления разрушить доминирующие нарративы, чтобы достичь расового равенства. Более того, она предположила, что постмодернизм заглушил голоса чернокожих, добившихся гражданских прав в 1960-х, при помощи универсалистских, то есть модернистских аргументов[77]. По мнению хукс, для того чтобы принести пользу, постмодернизму необходимо покинуть университетские кабинеты и выйти в реальный мир, подвергнуть критической оценке оптику белых мужчин, в силу своих привилегий имеющих возможность усомниться в важности идентичности, и встать на службу каждодневной борьбе чернокожих активистов с их политическим радикализмом. Она пишет:

Постмодернистская культура с ее децентрированным субъектом может быть пространством разрыва уз или же для формирования новых связей. В какой-то мере разрывы, поверхности, контекстуальность и масса других явлений создают зазоры, место для оппозиционных практик, в рамках которых интеллектуалам больше не нужно ограничивать себя тесными, изолированными сферами без значимой связи с повседневным миром[78].

Идеи хукс развивались параллельно с критической расовой Теорией, у истоков которой стояли представители критических правовых исследований, в первую очередь Деррик Белл[79]. На одну из студенток Белла, правоведку Кимберли Креншоу[80], черные феминистки вроде хукс оказали большое влияние. В 1991 году Креншоу выступила с похожей критикой постмодернизма в своем поворотном эссе «Нанесение границ: интерсекциональность, политика идентичности и насилие в отношение женщин небелого цвета кожи»[81], укрепив теоретическое основание исключительно важного понятия интерсекциональности, которое она ввела двумя годами ранее в другой, более полемической работе (см. главу 5).

Интерсекциональность безошибочно выявляет возможность существования особых форм дискриминации в тех случаях, когда кто-либо попадает под «пересечение» (intersection) угнетаемых идентичностей – скажем, чернокожая и женщина, – и недостаточную восприимчивость к этой проблеме законов о дискриминации. Например, Креншоу отмечает, что, когда в организации трудоустроено много чернокожих мужчин и белых женщин, но почти нет чернокожих женщин, это вполне может быть узаконенной формой дискриминации последних. Кроме того, она справедливо подмечает, что группы индивидов с несколькими пересекающимися идентичностями могут сталкиваться с предрассудками не только относительно этих нескольких идентичностей по отдельности, но и с предрассудками в отношении их комбинации. Например, чернокожая женщина может сталкиваться с привычными предрассудками, связанными с тем, что она чернокожая и что она женщина, и в то же время испытывать на себе влияние дополнительных предрассудков, обусловленных тем, что она является именно чернокожей женщиной. Отмеченные Креншоу моменты весьма важны. В то же время она в целом положительно оценивает деконструктивистский потенциал постмодернистской Теории и выстраивает вокруг него свою передовую «интерсекциональную» концепцию, направленную на решение проблемы дискриминации женщин небелого цвета кожи. Она пишет: «Я считаю интерсекциональность переходным понятием, связывающим современную политику с постмодернистской теорией»[82], – и предлагает более политизированную форму постмодернизма, которая могла бы принести практическую пользу активистам, борющимся с расовой дискриминацией[83].

Подобно Пуви, Батлер и хукс, Креншоу хотела сохранить внедренное Теорией понимание расы и гендера как социальных конструктов и использовать деконструктивистский подход для их критики, а также утвердить в качестве истины тот факт, что некоторые люди подвергаются дискриминации по признаку их расовой или сексуальной идентичности – дискриминации, с которой она планировала бороться в правовом поле, обращаясь к политике идентичности. Она пишет:

Хотя дескриптивный проект постмодернизма, заключающийся в критической оценке способов социального конструирования смысла, по большей части убедителен, эта критика подчас неверно понимает значение социального конструирования и искажает его политическую значимость. <…> Утверждать, что такие категории, как раса или гендер, являются социальными конструктами, не означает, что эти категории не имеют никакого значения в нашем мире. Напротив, масштабный и непрекращающийся проект подчинения индивидов – один из проектов, осмыслить который действительно помогли постмодернистские теории, – это тот способ, которым власть концентрируется вокруг определенных категорий и направляется против других[84].

Креншоу утверждает, что категории (идентичности) «имеют значение и последствия»[85], то есть объективно существуют. Она проводит различие между «чернокожим человеком» и «человеком, родившимся чернокожим»[86] и принимает сторону первого, утверждая, что это различие является неотъемлемой частью политики идентичности и отличает ее от стандартных либеральных подходов, характерных для движения борьбы за гражданские права. Подобные сюжеты – часть общего лейтмотива прикладного постмодернистского поворота.

Как только идентичность и власть были признаны объективно существующими и подвергнуты постмодернистскому анализу, понятие интерсекциональности стремительно вырвалось за рамки теории права и стало мощным инструментом культурной критики, социального и политического активизма. Поскольку прикладная постмодернистская Теория подчеркнуто адаптировала постмодернистские методы к политике идентичности, ей начали пользоваться исследователи многочисленных аспектов идентичности, включая расу, пол, гендер, сексуальность, класс, религию, иммиграционный статус, физические или умственные способности и размер тела. Вслед за Креншоу все эти стремительно развивающиеся области критических исследований культуры в значительной степени опираются на социальный конструктивизм, пытаясь объяснить причины маргинализации тех или иных идентичностей, при этом утверждая, что сами по себе эти социальные конструкты объективно существуют.

Например, с недавних пор заметную роль в корпусе исследований социальной справедливости стали играть такие дисциплины, как исследования инвалидности (disability studies)[87] и человеческой полноты (fat studies)[88]. Несмотря на то что исследования инвалидности и фэт-феминизм[89] существовали и ранее и бросали вызов предрассудкам и дискриминации в отношении людей с ограниченными возможностями или лишним весом, в последние годы эти движения освоили радикальный подход социального конструктивизма, открыто следуя принципам и сюжетам постмодернизма в целом и квир-Теории в частности. Они адаптировали интерсекциональный фреймворк и в значительной мере прикладной постмодернистский подход Теории, согласно которому люди с ограниченными возможностями / лишним весом обладают собственным телесным знанием об ограничениях и полноте и это знание ценнее научного. Речь идет не просто об очевидной истине, что в отличие от обычных или стройных людей индивиды с ограниченными возможностями или лишним весом знают, каково это – сталкиваться с ограничениями или иметь лишний вес. Ученые и активисты в этих областях настаивают на том, что понимание ограничений или полноты как физической проблемы, которую надлежит лечить и исправлять в тех случаях, когда это возможно, – само по себе социальный конструкт, порожденный системной ненавистью к людям с ограниченными возможностями и лишним весом.

Принципы и сюжеты постмодернизма в действии

Несмотря на то что прикладной постмодернизм мутировал и приобрел практическую ценность для политики идентичности, в его основе сохранились два постмодернистских принципа.