У меня с Никитой Михалковым был смешной случай. Он учился у нас в училище, и я ставил на их курсе отрывок. Он пришел на репетицию, посидел немного и спрашивает: «А можно закурить?» Я отвечаю: «Нельзя». Он: «А почему?» Я говорю: «Ну, если вы не знаете, почему нельзя курить в аудитории, выйдите, подумайте, а потом вернетесь». Больше я его на репетициях не видел. И вот спустя много лет, когда он уже стал известным и маститым, мы с ним вместе выступали на каком-то форуме, и я со сцены говорю: «Вот Никита Сергеевич Михалков какой талантливый человек: всего один раз на третьем курсе у меня позанимался, и вот, пожалуйста, каким артистом и режиссером стал!» В зале стоял хохот!

Я учил своих студентов, что на репетиции опаздывать нельзя! Что это за дикость! Кто соблюдал, кто не очень соблюдал, а я старался их этому научить.

С Театром Вахтангова и Училищем имени Щукина связана вся моя жизнь. В Щукинском училище я учился, преподавал, 16 лет был ректором. В последние годы я был художественным руководителем училища. Вы знаете, мечты посещают артиста всегда. И даже когда пожилой артист смотрит на молодого, ему, может быть, тоже хочется это сыграть, но он понимает, что он этого сыграть не может. Но даже молодой артист, глядя на хорошо играющего пожилого артиста, ловит себя на мысли что-то подобное сыграть.

Когда я смотрю на студенческие спектакли, дипломные работы, я вспоминаю себя, как я пришел в театр. Руководитель Театра Вахтангова Рубен Симонов долго не давал мне ролей. Считал, что я должен почувствовать театр, как бы врасти в него, привыкнуть к сцене. Спасала меня работа со студентами – я стал самым молодым преподавателем в истории Щукинского училища.

Степень актерского таланта проявляется по мере прохождения практики, и талантливый человек так или иначе проявляется и покажет себя.

Основная суть актерской профессии, театрального действа заключается в том, что зритель должен забыть, что он находится в театре, – так он должен быть поглощен зрелищем, а Вахтангов говорил, что зритель никогда не должен забывать, что он находится в театре, зритель должен понимать, что это театр, – верить этому, восхищаться тем, что происходит на сцене, но не забыв, что он в театре. Вот, к примеру, «Принцесса Турандот» – это маски, но существуют артисты по абсолютной правде жизни. И слезы сменяются смехом. Сцены основных персонажей, Калафа и Турандот – это ведь серьезные сцены, а сменяются они масками. Внутри сцены Адельмы существуют настоящие слезы, и в то же время она говорит: «День близок, я страдаю, принц жив…» Она вдруг сбивается на такой ритм. И это вызывает аплодисменты в зрительном зале, что снимает трагизм ситуации.

Владимир Этуш. Кино

Из всех кинофильмов, в которых я снялся за свою жизнь, не все можно считать равноценными. Но я бы отдельно упомянул о «Старом знакомом» и «Приключениях Буратино».

Фильм «Старый знакомый» снимал Игорь Владимирович Ильинский. А я играл в этом фильме режиссера массовых зрелищ Самецкого, этакого афериста и пройдоху, который возомнил себя гением. Несмотря на то, что Ильинский пригласил сниматься Марию Миронову, Сергея Филиппова и других популярных тогда у народа актеров, фильм не получился очень удачным. Видимо, потому, что Игорь Владимирович, которого я очень любил и уважал, пожелал, что называется, дважды войти в одну реку и повторить в какой-то степени успех своего знаменитого директора Дома культуры Огурцова из «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова.

Но я был рад общению с этим великолепным актером и крайне занимательной личностью. В редкие минуты отдыха Ильинский много рассказывал мне об известных людях, с которыми жизнь его сводила, и о забавных случаях из своей актерской жизни. Один из таких случаев я хотел бы вам рассказать.

Шел 1938 год. Приближалась очередная годовщина Октября. В Кремле готовились ее отмечать, и подготовка шла полным ходом. Примерно за две недели до праздника Игорю Владимировичу позвонил человек из соответствующей службы и сказал: «Товарищ Ильинский, седьмого ноября вас приглашают в Кремль на торжественный обед в честь годовщины Революции. Подготовьтесь. Вы будете выступать». Ильинский поблагодарил, повесил трубку и стал думать, с чем ему выйти к столь высокопоставленным зрителям. Выбрал, как ему показалось, кое-что повеселее из своего репертуара – рассказ А. Чехова «Пересолил!» – и начал готовиться к ответственному выступлению.

Через неделю – снова звонок: «Товарищ Ильинский, вы помните, что вы приглашены в Кремль на празднование годовщины Октября?» Ильинский поблагодарил и ответил: «Да, да, обязательно. Я помню».

За день до празднования последовал третий звонок: «Товарищ Ильинский, вы не забыли? Завтра за вами придет машина». Ильинский поблагодарил за внимание и повесил трубку.

На следующий день приезжает машина. Ильинского везут через Спасские ворота в Кремль. Машина остановилась у Кремлевского дворца. А сам обед, на который его привезли выступать, должен был состояться в Георгиевском зале. Ильинского проводят через какую-то боковую дверь в небольшую комнату и говорят: «Подождите здесь». Ильинский ждет. За дверью тишина, полумрак. Затем появляется другой сопровождающий, ведет Ильинского в следующую комнату и говорит: «Ждите здесь». Снова тишина и полумрак. Через какое-то время опять появляется новый сопровождающий, снова проводит Ильинского теперь уже в третью комнату и удаляется. Ильинский ждет. В комнате царит полумрак, но за дверью уже слышен отдаленный гул людских голосов.

И вдруг дверь распахивается, и Ильинского проводят в огромный Георгиевский зал. Горят люстры, сверкает паркет. В центре зала стоит длинный стол, уставленный выпивкой и закусками. За столом сидят члены политбюро и правительства, а по обе стороны большого стола притулились небольшие столики для приглашенных. Все, конечно, пируют. Шум, гвалт, смех, дым коромыслом! Ильинского проводят в угол зала, где устроена небольшая артистическая сценка, и говорят: «Начинайте!» Ильинский поднимается на эту сценку, тоскливо оглядывает жующую публику и начинает читать рассказ Чехова «Пересолил!». Никто, конечно, его не слушает, все увлечены полупьяными разговорами. Ну, что делать? А выступать-то надо, собрание высокое – выше некуда, не откажешься. И Ильинский продолжает выступление. А в рассказе Чехова, если помните, в лесу седок зовет насмерть перепуганного им сбежавшего извозчика: «Клим! Климушка!» Ну, Игорь Ильинский мастер разговаривать на различные голоса, к тому же чуть прибавил звука, чтоб докричаться до публики, – не себя же он пришел развлекать, в конце концов! И вот, дойдя до означенного места в рассказе, он как завопит: