- Не поранилась? – вскрикиваю взволнованно, а малышка удивленно ресницами хлопает. – Садись и не двигайся, - опускаю на стул.

Осмотрев крохотные ступни и не обнаружив порезов, выдыхаю с облегчением. Но тут же морщусь от неприятной боли. В панике я все-таки сама наступила на осколок, что прорвал ткань домашних носков и царапнул кожу.

Подаю малышке тапки, которые она под столом оставила. Видимо, чтобы подобраться ко мне бесшумно.

Выпрямившись, провожу руками по несчастному платью.

- Ничего страшного, - подмигиваю Аленке, вызывая еще большее недоумение на нежном личике. - Лето, жара. Само высохнет, - опускаюсь за подносом, собираю в него разбитое стекло. – А вам, Алена Ильинична, я приготовлю новые бутерброды, - улыбаюсь сквозь стиснутые зубы. – Но сначала уберу это, - с грустью гипнотизирую красную лужу.

Терпеть не могу мыть полы, однако нахожу тряпку и наклоняюсь, руками собирая влагу. Поза абсолютно неудобная, но швабру искать некогда. До последнего надеюсь, никто не застанет меня в хозяйской кухне попой к верху.

Мы ведь остались вдвоем с Аленкой в доме?

Или нет?

- Привет, родная, ты одна? – грубый мужской голос звучит контрастно ласково. Так мило, бархатно, с любовью, что я забываюсь и улыбаюсь, как дурочка, хоть фраза адресована и не мне.

Машинально продолжаю вытирать пол, прислушиваясь к шорохам за спиной. И не сразу вникаю в суть вопроса.

Что значит – одна? А я для него пустое место?

- А это что? – добивает он меня пренебрежительным отношением.

Собираюсь выпрямиться, гордо вздернуть подбородок и представиться, но стук подошв об пол дезориентирует меня. Тяжелые шаги неумолимо приближаются, угрожающе настигают меня.

Моя пораненная нога дает о себе знать, не вовремя отвлекая острой болью. Вместо того, чтобы встать, я покачиваюсь и вдруг упираюсь попкой во что-то. Чересчур резко и ощутимо, будто меня толкнули сзади.

Судя по ощущениям, я явно не об край стола ударилась. А руки на талии и приглушенное «хм» подтверждают мои худшие опасения.

Это ведь не один из амбалов – любителей целоваться с нянями? Если так, то не на ту нарвался!

Сжав мокрую тряпку в одной руке, я резко поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь, прокрутившись в крепких, наглых объятиях.

- Я вообще-то… - дерзко начинаю, предупреждающе выжимая влагу из моего «оружия», и замахиваюсь.

Но слова застревают в горле.

- …пропала, - двигаю губами, а ни звука выдавить из себя не могу.

Приоткрываю рот, не в силах сделать вдох, и стремительно погружаюсь в темную бездну, заполненную кипящей нефтью. Она обволакивает, поглощает, утаскивает в свою пучину. Проникает в нос, горло, легкие. Заполняет всю меня и душит изнутри.

Снаружи – ничуть не лучше! Стальные тиски сдавливают талию, грубые пальцы врезаются в кожу. Мощное тело обдает жаром, и небольшое расстояние между нами не спасает. Взгляд скользит по моему лицу, гладит каждую черточку, опасно вспыхивает при этом.

Задерживаю дыхание.

Неужели попалась?

Не может быть! Как ОН нашел меня?

А что если мне привиделось от страха? И на самом деле рядом со мной всего лишь амбал из охраны. Лучше бы так и было. Я бы просто зарядила ему тряпкой по морде – и сбежала.

Но от этого мужчины не скрыться. Мой главный ночной кошмар последних дней догнал меня наяву.

Часто моргаю, но галлюцинация не исчезает. Наоборот, прижимается вплотную, безжалостно сдавливает в объятиях, дышит тяжелее.

- Что? – черные брови сходятся на переносице, а в глазах плещется интерес вперемешку с недоумением.

Пока мозг пытается выйти из глубокой заморозки и проанализировать вопрос, непослушная рука с тряпкой все-таки опять поднимается. Зажмуриваюсь, чтобы не так страшно было принимать мученическую смерть после того, как я с размаха ударю… собственного мужа.

– Так кто вы?

- Прислуга, - доносится ехидный детский голосок, и я резко опускаю руку, взмахнув буквально в паре сантиметров от грубого мужского лица.

Испуганно бросаю тряпку и морщусь от противного шлепка. Ногой «орудие преступления» двигаю как можно дальше от себя, будто не мне оно принадлежит, а меня саму подставили!

Невинно взмахиваю ресницами, впитывая реакцию Альберта. Он не выглядит злым. Скорее, задумчивым. Следит за каждым моим движением, косится на тряпку, а потом смотрит на меня с неподдельным удивлением.

- Новенькая? – ровным тоном уточняет Туманов. Хоть на свободу мою он не покушается, но из объятий выпускать не торопится.

С ума сойти! Муж не узнал собственную жену!

Рычал на меня в ЗАГСе, осматривал и даже… целовал. А стоило «умыться», как он мгновенно меня забыл. Нет, я в курсе, что мужчины невнимательны к женским преображениям и не замечают всяких штучек вроде новой прически или другой сумочки. Но я не предполагала, что Альберту настолько плевать на меня. Это должно радовать, но почему-то злит неимоверно!

- Я няня, - бурчу обиженно, стрельнув взглядом в Аленку. Но она стойко выдерживает короткий зрительный контакт и спинку выпрямляет.

Мне так горько становится, что на мгновение забываю, в чьих руках нахожусь. Сжимаю губы и отворачиваюсь от подопечной. За что она так со мной? Я ведь стараюсь быть нормальной няней…

- Я сколько раз говорил не называть так людей, которые у нас работают, – неожиданно произносит Альберт, выпуская меня из капкана.

- Но ведь мама Майя… - пытается воспротивиться малышка.

- Не страшно, - защищаю мелкую занозу, несмотря ни на что. И чувствую на себе ее внимательный взгляд.

– Извинись, Аленушка, - добавляет Альберт спокойно, но безапелляционно.

- Прошу прощения, - шепчет она.

Примирительно улыбаюсь девочке, но она опускает взгляд. Пальчиком ковыряет поверхность стола и ножкой болтает. Нервничает опять, как тогда – в комнате за учебником математики.

Смягчившись, я возвращаюсь к Альберту. Иначе воспринимаю богатого бандюгана после его слов. Все-таки есть в нем капелька уважения к простым людям вроде меня.

- А ты… - бросает он внезапно охладевшим тоном, стирая улыбку с моего лица. – Кофе мне сделай, - хлестким приказом мгновенно уничтожает весь флер доброты и галантности, которым я его по наивности поспешила наградить.

Мрачнею,