одеваю. Это очень… очень приятно. И еще кое-что скажу. Я всегда убираю со стола после ужина. Прохожу по кухне, сбрасываю остатки со своей тарелки в мусорное ведро, а потом вдруг обнаруживаю, что ем то, что она оставила на своей. Это часто, знаешь, не очень-то вкусно – кусочки жира, бесцветные овощи, хрящи из колбасок, – но я все проглатываю. А потом возвращаюсь, сажусь напротив нее и думаю про наши желудки, про то, что съеденное мною могло запросто оказаться внутри ее, но оказалось внутри меня. Я думаю – какой это странный опыт для еды, когда ее разрезали ножом и подтолкнули вилкой в ту сторону, а не в эту, и, вместо того чтобы упокоиться в тебе, она упокоилась во мне. И это как-то сближает меня с Энн. И еще кое-что скажу. Иногда она поднимается ночью и идет в туалет пописать, темно, она почти спит, и как-то – бог ее знает, как это происходит, но тем не менее – она не попадает в унитаз куском туалетной бумаги, которым подтирается. И я захожу туда утром и вижу, что он лежит на полу. И – это не охота за трусиками, или что там бывает, – я смотрю на него и испытываю… нежность. Он как бумажный цветок, который плохие комики носят в петлицах. Он кажется красивым, цветным, элегантным. Я почти что готов вставить его в свою петлицу. Я поднимаю его и выбрасываю в унитаз, но потом меня распирает от нежности.

Наступила тишина. Друзья взглянули друг на друга. Джек чувствовал воинственное настроение Грэма; исповедь каким-то образом оказалась агрессивной. Может быть, в том, как она была исполнена, крылась толика самодовольства. Джек был почти смущен – а это случалось так редко, что он стал думать о своем внутреннем состоянии, а не о Грэме. Внезапно он обнаружил, что его друг поднялся.

– Ну что, Джек, спасибо.

– Рад, что хоть чем-то. Если вышло. В следующий раз, когда снова захочешь на кушетку, свисти.

– Хорошо. Спасибо еще раз.

Входная дверь была закрыта. Оба прошли ярдов пять в противоположные стороны, и оба остановились. Джек, остановившись, слегка накренился, как полузащитник-регбист в центре арены, пёрнул не слишком громко и пробормотал себе под нос: «Унесенные ветром».

Оказавшись за порогом, Грэм вдохнул запах пыльной живой изгороди и переполненных мусорных баков и принял решение. Если не идти к хорошему мяснику, а купить все в супермаркете, он успеет заскочить в кино по пути домой, посмотреть «Славные времена» и в очередной раз увидеть прелюбодеяние Энн.

4

Сансеполькро, Поджибонси

А потом все стало расползаться.

Как-то вечером в конце марта они сидели над картой Италии и обсуждали отпуск. Сидели рядом на скамье за кухонным столом; рука Грэма спокойно лежала у Энн на плече. Это был уютный супружеский жест, мирная пародия на целенаправленный, сосредоточенный жест, присущий Джеку. Даже простой взгляд на карту наполнял воображение Грэма упоительными образами; он вспоминал, как в поездке любая знакомая и обычная радость наполняется запахом свежего белья. Валломброза, Камальдоли, Монтеварки, Сансеполькро, Поджибонси, читал он себе под нос и сразу оказывался в напоенном звуком цикад сумраке с бокалом кьянти в левой руке, пока правая медленно передвигалась по внутренней стороне голой ноги Энн… Бучине, Монтепульчано, и он пробуждался от бурного трепета крыльев, с которым тяжело приземляется у окна их спальни фазан, чтобы с горделивым видом наесться перезрелого инжира… Но тут его взгляд наткнулся на…

– Ареццо.

– Ага, милое место. Много лет там не была.

– Нет. В смысле, да, я знаю. Ареццо. – Внезапно убаюкивающим фантазиям Грэма пришел конец.

– Ты там не был, да, солнышко? – спросила его Энн.

– Не знаю. Не помню. Не важно. – Он снова посмотрел на карту, но изображение расплылось от слезы, навернувшейся на его левом глазу. – Нет, я просто вспомнил, что ты мне говорила, как ездила в Ареццо с Бенни.

– Правда? Правда. Господи, кажется, что столько лет прошло. Собственно, и прошло. Не меньше десяти. Наверное, еще в шестидесятых. Подумай только: в шестидесятых.

На мгновение мысль о том, что она делала такие интересные взрослые вещи так долго, наполнила ее радостным ощущением; не меньше пятнадцати лет, а ей всего лишь тридцать пять. Она теперь более полноценный, более счастливый человек, но все еще достаточно молода, чтобы по-прежнему наслаждаться жизнью. Она подвинулась на скамье, теснее прижимаясь к Грэму.

– Ты была в Ареццо с Бенни, – повторил он.

– Да. Знаешь, я ничего не помню про город. Это там такая огромная площадь, как миска по форме? Или это Сиена?

– Это Сиена.

– Ага, тогда Ареццо… это, значит, место, где… – Она нахмурилась, сердясь на плохую память и на необходимость в ней копаться. – Я только помню, что в Ареццо была в кино.

– В Ареццо вы были в кино, – сказал Грэм медленно, так, как подсказывают ребенку, – и видели плохую сентиментальную комедию про шлюху, которая пытается опорочить деревенского священника, а потом вышли и сели со стаканами холодного ликера в единственном кафе, которое оказалось открытым, и недоумевали, как сможете опять жить во влажном и холодном климате, а потом вернулись в свою гостиницу, и ты… трахалась с Бенни так, как будто никогда не познаешь большего наслаждения, и ничего от него не скрывала, абсолютно ничего, и не сохранила даже крошечного уголка в своем сердце неприкосновенным на случай будущей встречи со мной.

Все это было сказано печально, обиженно, почти слишком отчетливо, чтобы казаться эгоистичным. Он так играет? Тут есть доля шутки? Энн взглянула на него, недоумевая, и он продолжил:

– Последнее я, конечно, придумал.

– Конечно. Я тебе ведь ничего такого не говорила.

– Нет, ты рассказала до кафе, а о прочем я догадался. Что-то в твоем выражении выдало мне остальное.

– Ну, не думаю, что все так и было; не помню. И вообще, Грэм, мне было двадцать – двадцать один, я раньше никогда не была в Италии. Я никогда не была в отпуске с человеком, который бы так трогательно относился ко мне, как Бенни.

– Или был бы так же богат.

– Или был бы так же богат. Это плохо?

– Нет. Я не могу это объяснить. Тем более оправдать. Я рад, что ты была в Италии. Я рад, что ты не была одна; это могло оказаться опасным. Я рад, что с тобой был человек, который хорошо к тебе относился. Я рад – надо радоваться, наверное, – что ты там с ним спала. Я все это понимаю пошагово, я понимаю логику. Все это меня