– Не будешь слушаться, тебя вон тот дядя заберёт, – пугала капризного малыша молоденькая мамаша.

– Ты зачем так говоришь, женщина?! – вступился за друга Багомед.

– С такой рожой дома надо сидеть, а не людей в парке пугать, – подключился коротко стриженный папаша капризного малыша и демонстративно сплюнул под ноги. Проваливай или получишь!

– Эх вы. Что за люди такие, а?! Он детей из огня спасал, а вы его обижаете. Нехорошо, да, – пристыдил чернявый пожарный, но Марк этого уже не слышал.

Добежал до дома без остановок и плюхнулся на скрипучий диван. Когда Багомед зашёл в квартиру, благо ключи у него были, Марк уже задыхался. Едкий дым того самого пожара основательно сжёг лёгкие. Приступы случались от волнения.

Звонок в дверь вытащил его из болезненного воспоминания. Кто это?

– Я скорую помощь вызвал, – пояснил Багомед и пошёл открывать.

Пусть делает, что хочет. Марку безразлично. Он решил, что жить ему незачем. Вот останется один и руки на себя наложит. Однако через минуту планы на жизнь у больного резко поменялись.

Марк никогда не видел ангелов. А в фильмах у них было яркое свечение вокруг головы, и они спасают. Над ним склонился ангел. Ей богу! И свечение, и спасение – всё в одной женщине.

– Здесь болит? – спросил ангел в белом, наспех накинутом халате. Золотистые волосы спрятались под лазурной шапочкой, оттеняя глаза – два океана.

– Как Вас зовут? – спросил Марк.

– Я – врач. Фельдшер Илона Хабарова. Вы меня слышите?

Конечно, Марк слышал. И видел. Ангел не кривилась, не отвернулась, смотрела на него не просто без отвращения, а с участием. Марк влюбился сразу и наповал. Диагноз окончательный.

– Руслан, послушай. Марк не тот человек, которого ты ищешь. Совсем не тот, – сказала Регина, хватая Архипова за локоть.

Приходилось кивать знакомым, проходящим мимо них в коридоре следственного комитета. Какая прекрасная пара – красавица из архива и следователь с боевыми наградами. Гордость учреждения.

– Ну и что ты узнала по своим в кавычках каналам? – спросил Руслан и нахмурился.

Главный подозреваемый сейчас окажется чист, как младенец, и придётся искать нового.

– Знаешь, откуда у него увечья? Он вне дежурства спасал детей из горящего дома. Не только лицо, лёгкие сжёг. Как думаешь, такой человек способен на жестокое убийство?

– В принципе, всё возможно. Но я сам начинаю сомневаться. Уж больно всё ровненько. И мотив есть – отвергнутая любовь, и возможность – приезжал навещать, и улики в квартире нашли. Чую, что это хорошо спланированная подстава.

– Вот видишь! – обрадовалась Регина, что не нужно убеждать в невиновности пожарного. – У тебя тоже хорошо развита интуиция.

– Давай так договоримся. Я тебя ввожу в курс дела, а ты соглашаешься ехать в свадебное путешествие на море, – сказал Руслан, наклонив голову на бок. Змей-искуситель.

Ростоцкая поджала нижнюю губу, сдвинула брови, задумалась. ПЛЯЖ. Одно это слово вызывало животный ужас, предательский холодок, колючий спазм в желудке. Регина вздохнула. А что делать? Она пообещала помочь, да и платье само себя не купит.

– Договорились. Но с одним условием, – сказала Регина, поднимая вверх указательный палец. С условием. С одним.

– С каким ещё условием? – насторожился Руслан.

– Мы идём с тобой репетировать свадебный танец.

– Куда?

– В старом клубе работает танцевальная студия. Там Анютка занимается. Думаю, преподаватель сможет и наш танец поставить.

– Хорошо, – нехотя согласился жених. Времени и так не хватает, но что делать. Хочется на море.

В столовой следственного комитета пахло окрошкой и пирожками с капустой. Однако Архипов взял себе пюре и котлету с подливой, рецептом которой владели только повара советской закалки. В домашних условиях повторить невозможно. Регина пробовала, но получилось нечто невнятное, отдалённо напоминающее мученическую смерть азиатских насекомых – гадость, одним словом.

– Значит так. Докладываю, – сказал Руслан, отправляя в рот последний кусочек котлеты. – Хабарова Илона Ивановна. Тридцать семь полных лет. Первый муж скончался. Растит дочь от первого брака, девушке шестнадцать лет. Дочь проживает с бабушкой в деревне.

– Интересно, почему не с матерью.

– Хороший вопрос. Нужно выяснить. Дальше слушай. Второй брак. Муж Кирилл Хабаров работает в местной газете фотографом, также владеет собственной фотостудией.

– Алиби есть? – заинтересовалась старший архивист. Вот она – спасительная соломинка.

– К сожалению, да. Есть алиби.

Дорогая редакция

Яблочный спас в областном центре справляли на широкую ногу. С песнями, с ярмаркой, с освещением плодов в храме. А какой аромат стоял! М-м-м… Даже центральную улицу перекрывали для праздника. Ну и что, что лету конец. Зато новый урожай символизировал новую жизнь. Лучшую.

Старший оперуполномоченный Берёзкин вытер лоб и шею платком, смахнул солёные капли пота с рыжих ресниц. Отжал кусочек материи, сложил вчетверо и положил в карман брюк. Пригодится ещё. Он чувствовал себя рыбой, мокрой скользкой селёдкой со специфическим запашком. Жара стоит не продохнуть, а ему пришлось мотаться целый день. Сначала ехать в редакцию, разговаривать с начальником Кирилла Хабарова.

Была ли командировка, о которой сообщил муж потерпевшей. Да, была. Куда, когда и зачем отправляли? В областной центр. В воскресенье. Снимать репортаж, фестиваль "Яблочный спас", красочное мероприятие областного значения, знаете ли. Есть командировочное удостоверение? Конечно. Копию, пожалуйста, сделайте. Билеты, квитанция из гостиницы? Всё в наличии.

Но Архипову этого оказалось не достаточно. Отправил его в областной центр алиби проверять. Теперь Берёзкин пОтом обливается, а следователь в прохладном кабинетике допросы устраивает. Эх, несправедлива жизнь. Говорила мне мамка, учись, сынок, а я не слушал.

В заштатной гостинице на окраине областного центра на полу лежали вытертые тысячами ног, когда-то красные ковровые дорожки, на стенах в пластиковых рамах висели пожелтевшие постеры, привет из девяностых, а в мутных вазочках пылились полинялые тряпичные розы. Веяние времени – зону ресепшн – отделали белыми панелями под мрамор и украсили современными наклейками – бабочки, принцессы и цветы.

– Ой, а я помню, помню этого мужчину, как же. Был такой постоялец, был. Видный такой, да.

Старшая горничная, грузная женщина с непрокрашенными корнями волос и пожилым маникюром пригляделась к предъявленной фотографии, закивала утвердительно и продолжила складывать чистое постельное бельё. Ловко, ни единой складочки.

– Во сколько он заехал, помните?

– Вечером, часов в семь, – сказала женщина, задумавшись на секунду. – Весь обвешанный сумками специальными. Фотокамера там у него, что ли, штативы. Ой, я в этом не разбираюсь.

– До утра не отлучался?

– Да нет. Приходил часиков в девять, утюг попросил. Вежливый такой, шоколадкой угостил. Лощёный,