И он всем – манерой общения, повадками, внутренней уверенностью в своей правоте – всячески подтверждал это.

Но вот это «не смущай санитарок» повернуло во мне какой-то внутренний рычажок, и я понял, что мой собеседник вырос не в нормальной семье, не в клане, а в коммуне, среди сотен пацанов и всего лишь с несколькими воспитателями, как правило далекими от педагогики и не способными справиться с ордой подрастающих маленьких мужчин.

Он смог вырваться из трясины, получить хорошее образование. Наверняка женился – и наверняка поздно. Жену нашел сам. От одной этой мысли меня охватывал трепет. Как можно самому выбрать себе пару? Как потом делать карьеру? Как отвечать за этот свой выбор?

У него не было дядьев, через которых он мог бы передать жене важное, то, что, может быть, смущаешься пояснить даже себе. Не было матери, которая бы контролировала жену, уберегая ее от дурных решений.

Гоша Володиевич сделал себя сам. Он собирался стать родоначальником собственного клана. Он принимал на себя ответственность, которую по правилам нашего общества принимать не мог.

Ответственность за себя.

За жену.

За этих жоговых санитарок.

– Ты сам выбрал жену? – спросил я и сразу понял, что вопрос очень грубый.

– Не совсем, – ответил врач, прихлебывая из своего стаканчика. – Я был интерном, уже задержался там, никто бы не дал мне работу практикующего врача, пока я не женат, а я даже не представлял, как к этому подступиться. Санитарки не подходили, это тупик для карьеры. Да и вообще они замуж не хотят, для них это тюрьма. Девушки-интерны сплошь из хороших семей, я для них никто, меньше чем пустое место, чудо такое – смотришь, а скальпель в воздухе висит, вот так, я думаю, они меня видели.

– И как же в итоге? – уточнил я.

– Главврач нашла пациентку с гормональным сбоем. Из анклава, самой бездны, но она программист хороший, самоучка. У нее Блеск мог начаться почти сразу после предыдущего. Представляешь? Три раза подряд – и организм не выдерживает, она труп. Она лечилась после двух Блесков подряд, врачи сказали, что в следующий раз могут не откачать. Главврач предложила, я пошел посмотреть на нее. Красивая. Умная. Говорит быстро, конечно, – поначалу ни жога не понимал! В школе же толком общей речи не учат, во всяком случае в анклаве и коммуне. Кому нужно по работе, потом доучиваются. Ей было не нужно.

– Главврач предложила вам обоим?

– Нет, только мне. Сказала, что если не я – умрет она в следующий раз. Вроде как тестировала меня на зрелость, или еще что… Я ее, вообще-то, не понимаю. Точнее, сегодня вроде бы понимаю – а завтра она что-нибудь отмочит, и не понимаю, а она же мой руководитель! Ну, в общем, забрал я историю болезни, моя будущая жена была моим первым пациентом-женщиной, ну, понятно, как у интерна. Разговаривал с ней. А перед выпиской предложил сойтись. Попробовать.

– И как?

Гоша Володиевич допил кофе, тяжело вздохнул и выкинул стаканчик в мусорку.

– Она тоже не дура, понимала, что Блеск ее убьет. Поначалу мы оба были уверены, что ничего не получится. Ну, вроде как болезненная терапия. Лекарство, которое выглядит ничуть не лучше болезни. Это я про совместный быт. Секс опять же… Никто ведь не учил, в интернете чушь какая-то ненатуральная. Ей больно, мне неудобно, мы говорить об этом не умеем! Понятно, что гормоны у нее в норму приходят, она живет, но радости это не доставляет. А потом само сложилось. И я понял, как что делать, и она начала чувствовать, когда надо, а когда нет. В еде нашли блюда, которые обоим нравятся. Завтракаем и обедаем каждый своим, а ужин – общий… Женились, ее на работу взяли в крупную компанию, мне практику дали. Потом дочь родилась; сейчас, если сын будет, стану завотделением, главврач прям вот твердо пообещала. Дом от государства, дотации – я никогда не чувствовал себя таким защищенным.

Я ощущал, что ему хочется выговориться и при этом общаться ему не с кем. Не было у него ни дядьев, ни двоюродных братьев. Круг высшего общества его не принял, что вполне логично, и моим собратьям по классу он был неинтересен. А все, с кем он рос, остались далеко позади, среди аутсайдеров.

– Когда она проснется? – кивнул я на Айранэ.

– Когда разбудим, – ответил Гоша спокойно. – Может, завтра, а может, через пару дней. Организм еще пока чистится, процедура эта неприятная и болезненная, зачем девушку зазря мучить… А вы как женились?

– Как обычно, – ответил я. – Мать выбрала перспективных девочек в нашей школе и провела переговоры с их родителями. В итоге осталась одна – она устраивала мою мать, а я устраивал ее родителей. С сексом проблем не было, дядья мне все рассказали, как что делать, чего ни в коем случае не делать. Радости поначалу тоже особой не было, как-то пресно, что ли… Обязаловка. Потом научились получать немножко радости. Я – точно, она вроде бы тоже. Однажды ко мне приходила тетушка, сказала, чтобы я во время секса одну вещь не делал, а другую – наоборот, делал обязательно. Как-то так…

Гоша Володиевич тяжело вздохнул. Я чувствовал, что у него есть еще вопросы, но он стесняется их задавать. И тогда я спросил:

– А во время Блеска у вас было?

Гоша кивнул:

– У нее ведь синдром Раута-Трапса, Блеск в любой момент может начаться. Регулярный секс снял проблему отчасти, но не полностью. Несколько раз было. Ужас! Я вообще себя не контролирую, тело само решает, один раз она мне губу порвала, в другой – я ей ребро сломал.

– А удовольствие? Ну, от секса?

– Какое там! – махнул рукой Гоша Володиевич. – Никакого удовольствия, только боль, вина, сочувствие… Каждый раз очень тяжело переживали, особенно она, приходилось убеждать, что все нормально, не брошу, переживем.

Мы попрощались, затем я посмотрел на Айранэ, прижал ладонь к стеклу, убрал и некоторое время смотрел на свой отпечаток. Заболела голова – видимо, это было «раннее похмелье», о котором меня когда-то предупреждал дядя Лёня: когда выпьешь, но не допьешь, а потом такой вот «недопитый» еще несколько часов бодрствуешь.

Я вышел из больницы в смешанных чувствах. Для Гоши Володиевича секс с женой под Блеском был ужасен, возможно, потому, что он терял контроль над собой. Я – если быть совсем честным – никогда себя не контролировал. Более того, меня все время контролировали снаружи, вся моя жизнь была бегом от стенки до стенки в замкнутом пространстве.

А во