Шрифт:
Закладка:
– А-а, это вы!
Даже в мешковатом спортивном костюме она выглядела соблазнительно, Людочка из «Стрипа» в своей фате на голое тело рядом не стоит.
– А вы думали, Грушин вернулся?
– Не ваше дело, что я думала! – Дарьяна не разозлилась, просто капризно надула губки.
И снова у Федота защемило в груди. Она такая нежная, такая ранимая. И беззащитная…
– А если Грушин собирается вас выселить? – спросил он.
– И чем вы мне поможете? – Она смотрела на Федота так, как будто в его обязанность уже входило заботиться о ней.
Он-то, конечно, не против, но у него нет таких возможностей, какими располагал Белокрылов.
– Обсудим? – Он кивком указал вглубь квартиры.
– Ну заходите! – пожала она плечами, отступая на шаг.
А квартира большая, четырехкомнатная, слева кухня, прямо гостиная, справа выход на спальный блок из трех комнат и санузла. Перед этим выходом в холл Дарьяна и нашла труп Белокрылова. Тело давно уже забрали, кровь замыли, но меловой силуэт остался. А кровь смывала, конечно же, Дарьяна, больше некому. Федот сочувствующе смотрел на нее: сколько же всего навалилось на ее хрупкие плечи!
Рука у нее тонкая, кожа нежная, утром Федот заметил покраснение на внешней стороне ладони, раздражение, так, слегка высыпало, сейчас уже ничего нет. Но такими руками полы мыть – кощунство, а уж тем более кровь от пола оттирать. Ничего, справилась, крови на полу не видно.
– Я так понимаю, вы, Дарьяна, сейчас одна? – спросил Федот, разуваясь.
Девушка повела бровью, с подозрением глянув на него. Уж не претендует ли он на освободившуюся вакансию?
– Ну, в смысле, дома никого нет?
– И дома никого нет… Чай будете, раз уж пришли?
– Ну да, приперся, – согласился он.
Дарьяна прошла на кухню, включила чайник и встала у окна. На кухне пахло кофе, в мойке две чашечки и медная турка. Но Федот не Грушин, не того полета птица, ему только чай. Хорошо, если с сахаром.
– А я фотографию хотел отдать. – Федот кивнул через плечо, указывая на ветровку.
Он нарочно снял куртку, чтобы Дарьяна видела пистолет в оперативной кобуре. Хотелось выглядеть в ее глазах героем. Фотография осталась в куртке, и отдавать ее вовсе не хотелось.
– А зачем брали?
– Так убийство же у нас, жену Белокрылова убили…
– Кто убил? – если Дарьяна требовала ответа, то робко, неуверенно, хотя и смотрела при этом Федоту в глаза.
– Пока неясно.
– Тогда зачем фотографию возвращать? Вдруг это я убила?
Дарьяна повернула голову к чайнику, но смотрела она куда-то сквозь него. И губку нижнюю закусила, как это делают, пытаясь остановить слезы. А плакать ей хотелось. От обиды. И жалости к себе. Жила, никого не трогала, готовилась к замужеству, и вдруг навалилось. Мало того что без кормильца осталась, так еще и крайней пытаются сделать. И обидно, и страшно.
– Белокрылову?!. Как вы Белокрылову могли убить?.. Если вас подозревают, то в убийстве Белокрылова.
– Как я его могла убить? Вот этой рукой?
Дарьяна вытянула руку и закрыла глаза, не в силах сдерживать слезы. А рука у нее тонкая, запястье хрупкое, кожа нежная.
– Ну что вы? – Федот и сам не понял, как подступил к девушке, одной рукой обнял за плечи, в другую хотел взять ее запястье.
Дарьяна вздрогнула, отстранилась, спиной поворачиваясь к плите. А Федот смотрел на синяк на ее запястье, под рукавом халата. Свежий синяк, от пальцев.
– Кто это вас за руку хватал? – Федот понял, что готов рвать и метать ради нее.
– Никто! – Дарьяна испуганно натянула на руку рукав халата.
– А синяк откуда? Грушин схватил? Или его псы?.. Зачем он приходил?
– Зачем приходил… – Дарьяна задумалась, не зная, что сказать. Или с чего начать.
– Что он хотел?
– Спрашивал, кто его дочь мог убить.
– Но ты же не могла?
– Нет, конечно!..
– А зачем он за руку тебя схватил? – От волнения Федот и не заметил, как перешел на «ты».
– Он сказал, что я могла заказать убийство… Сказал, что мне это было выгодно…. А как я могла? У меня и знакомых-то нет… Да и не могла я! – будто спохватилась Дарьяна. – Я же не зверь, чтобы людей убивать!
– Нет, конечно!
– Вы мне верите? – глядя на Федота, девушка не просила правды, сейчас ей хватило бы и сладкой лжи.
Не убивала она и понимала, что привлечь ее к ответственности невозможно, но Федот забрал фотографию, а Грушин и вовсе обвинил в убийстве дочери. Дарьяна остро нуждалась в словах утешения и смотрела на Федота как маленькая девочка на старшего брата, который мог как обидеть, так и защитить.
– Да я-то верю… А Грушин и выселить может. Или нет?
– Да нет, сказал, живи пока… – успокаиваясь, проговорила Дарьяна.
– А он мог Белокрылова убить? – спросил Федот.
– Грушин? Убить? – задумалась Дарьяна.
– С дочерью Грушина Белокрылов, я так понимаю, жить не собирался. Попытка помирить дочь с мужем окончилась провалом, я правильно понимаю?
– А как она еще могла закончиться? – фыркнула Дарьяна. – Агата сама Леву… Льва Дмитриевича бросила. С водителем роман закрутила, любовь до гроба, муж не нужен!.. А разводиться не хотела…
– Почему?
– Или Грушин не хотел… – пожала она плечами. – Понимал, что Агата не будет счастлива с Валентином, ну, с водителем. Так и оказалось, разбежались они. А раз так, почему бы к мужу не вернуться?
– Попросила отца, он надавил на мужа, – продолжил за нее Федот.
– Надавил, но Лева… Лев Дмитриевич не захотел жить с ней.
– Но тем не менее иногда ночевал дома, в Битово?
– Иногда, – кивнула Дарьяна.
– Для отвода глаз?
– Наверное.
– То есть Белокрылов опасался своего тестя?
– У него возникли сложности с бизнесом, ему необходима была поддержка Грушина. Поэтому да, он создавал видимость послушания.
– Видимость, видимость… А бизнес кому принадлежит? Э-э, в какой степени он принадлежит Белокрылову?
– Ну он же Лев, – грустно улыбнулась Дарьяна. – И львиная доля принадлежит ему. Я точно не знаю, сколько там процентов, но не меньше восьмидесяти.
– А при разводе жена могла бы получить половину? – в раздумье проговорил Федот.
Что верно, то верно, все крутится вокруг денег. А развод с мужем обогатил бы Белокрылову. Но ее отец почему-то не хотел доводить брак до разрыва. Может, он хотел получить все?.. Но зачем тогда Грушин заказал и свою дочь? Нет, не мог он этого сделать. Даже циничный ум не смог бы согласиться с этой версией…
– Кто, Агата?.. Да, могла бы получить половину…
– Может, она хотела все?
– Не знаю, не спрашивала.
– А Лева… Лев Дмитриевич говорил ей, что не собирается с ней жить?
– Я не