и будет вовлечено в войну. А это именно вас и ждет, если вы не послушаете нас. Ведь вы станете тогда не только их защитниками, но, разорвав договор с нами, сделаетесь нашими врагами. Если вы пойдете с ними, то нам, разумеется, предстоит неизбежно сражаться и с вами и с ними. Впрочем, если вы желаете поступить справедливо, тогда вам скорее всего следует остаться нейтральными или же, наоборот, идти с нами против них. С Коринфом, по крайней мере, у вас заключен мир, а с Керкирой никогда не было даже на короткое время подобного соглашения. Не вводите в обычай брать под защиту отпавшие чужие города! Ведь мы не голосовали против вас после отпадения Самоса, когда мнения прочих пелопоннесцев разделились – следует ли помогать им или нет, – а напротив, открыто высказались за то, чтобы каждый город мог наказывать своих союзников. Если же вы примете в союз и возьмете под защиту провинившихся перед нами, то, очевидно, немало и ваших союзников перейдет к нам. Подобное новшество повредит скорее вам самим, нежели нам.

Вот наши справедливые притязания к вам, согласные с эллинскими обычаями. Но вместе с тем мы считаем уместным напомнить вам о лежащем на вас долге благодарности; ведь мы – не враги ваши, чтобы причинять вред, но и не столь близкие друзья, чтобы пользоваться услугами безвозмездно. Был случай, когда перед мидийской войной у вас не хватало военных кораблей для войны с Эгиной и вы получили 20 кораблей от коринфян. Эта наша услуга и другая, оказанная позднее, при отпадении Самоса (ведь по нашему побуждению пелопоннесцы тогда не помогли самосцам) позволили вам одолеть Эгину и наказать самосцев. И это произошло при таких обстоятельствах, когда люди в борьбе с врагом обычно безразличны ко всему, кроме стремления к победе над ним. Действительно, всякого помогающего им люди считают другом (будь он раньше даже недругом), и всякого, кто стоит на пути, – врагом (хотя бы он раньше и был другом), так как, поглощенные интересами момента, готовы пренебречь соображениями родства.

Обдумайте это, а кто из вас помоложе, пусть узнает от старших и считает своим долгом отплатить нам равной услугой; и не думайте, что хотя наши доводы и справедливы, но в случае войны другие пути будут выгодны. Ведь неправый путь не всегда приводит к выгоде. Дойдет ли дело до войны, которой вас так страшат керкиряне, желая соблазнить на неправое дело, еще неизвестно. Поэтому остерегайтесь из страха перед войной навлечь этим нашу явную вражду уже в настоящее время, а не когда-то в будущем. Наконец, гораздо благоразумнее было бы рассеять старое недоверие из-за Мегар. Оказанная под конец, но своевременно, услуга, будь она даже не столь значительной, может загладить и важную вину. Не рассчитывайте на якобы могущественный флот, который керкиряне предлагают для союза с вами. Не чинить зла равным себе соседям – куда более надежный источник силы, чем стяжание чреватых опасностями преходящих выгод для усиления своего могущества.

Мы теперь находимся в таком положении, о котором ранее решительно высказывались в Лакедемоне, считая, что каждый город вправе налагать взыскания на своих союзников. Мы ожидаем ныне, что и вы не будете в этом нам помехой, и подобно тому, как мы тогда поддержали вас нашим голосованием, так и вы теперь не нанесете нам вреда своим решением. Отплатите нам за равную услугу равной и помните, что настал такой момент, когда всякий, кто за нас, – наш лучший друг, а кто против – тот жестокий враг. Не принимайте же в союз керкирян наперекор нам и не защищайте их бесчинств. Такое решение будет справедливо и наиболее выгодно для вас самих».

Такова была речь коринфян. Афиняне же выслушали обе стороны и даже созывали народное собрание дважды. На первом собрании афиняне склонились скорее на доводы коринфян. На следующий же день, на вторичном собрании они передумали и приняли решение вступить в союз с Керкирой, правда, не такой, чтобы иметь общих друзей и врагов (ведь требование керкирян напасть вместе с ними на Коринф с моря означало бы для афинян нарушение договора с пелопоннесцами). Был заключен оборонительный союз на условиях взаимопомощи в случае нападения на Керкиру и Афины или на одного из их союзников. Ведь афиняне были убеждены, что воевать с пелопоннесцами придется во всех случаях, и потому не желали отдавать Керкиру с ее сильным флотом в руки коринфян. Прежде всего, однако, они желали по возможности перессорить их между собой для того, чтобы в войне с Коринфом или с другой морской державой, во всяком случае, иметь дело с уже ослабленным противником. Вместе с тем было очевидно особое благоприятное географическое положение острова Керкиры на пути в Италию и Сицилию.

Таким образом оценивали афиняне обстановку, заключив союз с керкирянами. После отъезда коринфских послов они послали на помощь Керкире 10 кораблей под командой Лакедемония, сына Кимона, Диотима, сына Стромбиха, и Протея, сына Эпикла. Военачальникам было приказано не вступать в сражение с коринфянами, если только те не нападут на Керкиру и не вздумают высадиться там или где-либо во владениях керкирян. Этому военачальники были обязаны по возможности воспрепятствовать. Эти указания были даны, чтобы не нарушать мирного договора. Итак, эти корабли прибыли на Керкиру».

Плутарх в жизнеописании Перикла (ок. 494–429 гг. до н. э.) добавляет в бесстрастное описание Фукидида изрядную долю политической остроты, припоминая старинную вражду Перикла и Кимона (ок. 504–450 гг. до н. э.), к тому времени покойного – великого афинского стратега, победителя персов при Эвримедонте и на Кипре (где он и отдал свою жизнь при осаде Китиона), человека скромного и честного: «После этого, когда уже поднимались волны Пелопоннесской войны, Перикл уговорил народ послать помощь Керкире, которая подверглась нападению со стороны Коринфа, и присоединить к себе остров, сильный своим флотом, ввиду того, что пелопоннесцы вот-вот начнут войну с Афинами. Когда народ вынес постановление об оказании помощи, Перикл послал только десять кораблей, поручив начальство над ними Кимонову сыну, Лакедемонию, как бы в насмешку над ним: между домом Кимоновым и спартанцами были очень благожелательные и дружественные отношения. Перикл предполагал, что, если Лакедемоний во время своего командования не совершит никакого важного, выдающегося подвига, то его можно будет еще больше обвинять в преданности Спарте; поэтому он и дал ему так мало кораблей и послал его в поход против его желания. Вообще Перикл постоянно противился возвышению Кимоновых сыновей, указывая, что они и по именам своим не настоящие афиняне, а чужие, иноземцы; и действительно, одному из них было имя Лакедемоний, другому Фессал, третьему Элей. Был слух, что все они сыновья одной аркадянки. Перикла порицали за