У меня бешено заколотилось сердце. Эбигейл вскинула голову; её покрасневшие глаза чуть не вывалились из орбит. Длинный, полный ужаса вопль вырвался из её горла.

Госпожа Пэррис склонила голову и глубоко вздохнула, поднимаясь на ноги.

– Ты слышала, что сказал преподобный. Принеси кнут.

Бетти окаменела, а Эбигейл издала протяжный вой – такой же, как в тот день, когда её якобы околдовали.

Дрожа всем телом, Бетти подбежала к матери и вцепилась в её руку.

– Мама, нет! Не позволяй ему! – Она ринулась к очагу и схватила стек. – Пусть бьёт этим. Скажи ему! Пусть хлещет со всей силы, как захочет. Но только не кнут! Скажи ему!

– Принеси его. Сейчас же, – ответила госпожа Пэррис ледяным голосом.

– Живее! – гаркнул преподобный сверху.

– Давай же! – взмолилась госпожа Пэррис. – Если будешь медлить, мне тоже достанется.

– Это всё ты виновата! – заорала Бетти, обернувшись к Эбигейл. – Я бы никогда не взяла ничего из этих вещей, если б ты меня не попросила!

– Вещей?.. – прошептала миссис Пэррис. – То есть… речь идёт не только о тетради?

Я помнила только один случай, когда преподобный использовал кнут для наказания. Капитан одного из кораблей нанял моего отца, чтобы прибить несколько досок, и он, работая на пирсе, уронил молоток в море.

Удары стека оставляют рубцы, но кнут может сломить твой дух.

Именно в этот миг я вспомнила, что раньше отец был больше похож на маму. Он привык смеяться. Как я могла забыть, что папа любил смеяться?..

– Вайолет, отправляйся немедленно! И не спеши возвращаться.

Я выскочила из-за стола и выбежала за дверь, с грохотом захлопнув её за собой. Я взяла корзину с крыльца и поспешила к лесу, гадая, долетают ли вопли Эбигейл до бостонской тюрьмы, в которой держали маму, и научился ли папа снова смеяться – где бы он ни был?

Глава 11

Я шла через луг Патнемов. Несмотря на тёплый вечер, моя кожа была прохладной и липкой. Я думала о Бетти и Эбигейл, которые наверняка планировали в субботу понежиться в постели, но теперь им придётся весь день сидеть с изодранной кожей и синяками. Да, я их подставила, но утешала себя тем, что девочки заслужили эту кару. Во-первых, они воровали у горожан. И, во‑вторых, их на самом деле так и не наказали по-настоящему за то, что они сделали с мамой. И с миссис Принс. И со всеми другими людьми, которые умерли по их вине.

Ну, если только они и впрямь не были околдованы.

Я покачала головой.

Где правда? И где ложь? Я была уверена, что мама никогда и никому не причинила бы вреда. Но Бетти и Эбигейл твердили другое – как и сама мама, пока не отреклась от своих слов.

Если ты обладаешь магией, означает ли это, что ты непременно должен совершать плохие поступки? И можно ли использовать силу, чтобы помочь человеку – как я пыталась помочь себе? У меня не было ответа на эти вопросы, а мама теперь слишком далеко, чтобы дать мне совет.

В отчаянии я пнула камень, откинув его со своего пути и подняв облако пыли. До полнолуния оставалась всего одна ночь, и я молилась, чтобы украденная тетрадь помогла мне получить ответы, которые я так отчаянно искала.

Впереди раздался жизнерадостный смех, и я замерла на полушаге. Там – в двадцати шагах от тропинки, на опушке леса, где я спрятала тетрадь, – стоял Томас Пэррис.

Сердце у меня подпрыгнуло, как у кролика, едва не попавшего в пасть гончей. Неужели Томас видел, как я прятала тетрадь? Неужто проследил за мной, когда я думала, что он ушёл вместе с отцом? Томас всё знает? И весь спектакль, который я устроила, был напрасным?

Я сделала несколько порывистых шагов вперёд – и тут услышала другой смех. Девичий. Я замерла. Томас был не один.

Я чуть приблизилась, прищурившись, чтобы разглядеть, кто там с Томасом. Девушка вскинула руки и провела ладонями по его волосам. Он обнял её, слегка приподняв, а потом вновь поставил на землю, наклонился и нежно поцеловал в губы.

– Ну, Томас Пэррис, что сказал бы твой отец, если б увидел тебя сейчас?

– Он бы сказал: «Томас, неси сюда кнут».

– Стою ли я наказания кнутом, Томас Пэррис? – проворковала она.

– Да пусть меня хоть заклеймят!

Он снова наклонился к ней, и по моему телу разлился жар. Я приросла к месту, боясь пошевелиться, боясь, что меня увидят… И всё же я не могла отвести от них взгляд.

В прошлом мы с Бетти и Эбигейл часами обсуждали, на что похожи поцелуи – и даже практиковались, целуя тыльную сторону ладони. Но в реальности я никогда не видела, чтобы кто-то целовался. Даже мои родители.

Тем не менее, все мы знали: люди это делают. Немало мужчин и женщин провели целый день в колодках за подобное проявление чувств.

Я была ошеломлена. Я не думала, что Томас Пэррис настолько бесстыден и будет целоваться там, где любой может увидеть… Однако я узнала голос девушки, как только она заговорила.

Вместо того чтобы навестить Хаббардов и справиться о работе, Томас Пэррис рисковал всем, стоя на опушке леса и целуя Тэмми Янгер.

Когда я увидела их, первым моим порывом было кинуться обратно в дом, но меня осенила идея. Тэмми Янгер наверняка наложила на Томаса какие-то чары, чтобы заставить его вести себя подобным образом. И теперь я могу использовать его беспечность в своих интересах.

Хотя я ещё не была полноценной ведьмой – мы не заключили соглашение и не написали свои имена в книге, – Тэмми и Элизабет показали мне, что я могу творить кое-какую собственную магию. В тот день, когда я пообещала нарушить заповедь Господа и украсть тетрадь, я ходила по ветру. И тогда же я ощутила силу Тэмми.

Я полагала, что некоторые люди именно таковы – они могущественны и обладают силой. Бетти и Эбигейл, например, были похожи на день и ночь: Бетти властвовала над днём, а Эбигейл жила в её тени. И думаю, я не ошиблась бы, сказав, что у преподобного Пэрриса, и у шерифа Корвина, и даже у моей мамы была в крови эта частичка молнии. Просто, возможно, у Тэмми молний больше, чем у других.

По тропинке, ведущей к лесу, можно было ступать неслышно. Мне хотелось застать Томаса и