всю семью. «Подобраться к нему поближе?» – подумал Шере и после коротких колебаний пополз. В какой-то момент ему показалось, что мужчина слегка повернул голову, и на мгновение Шере увидел его полупрофиль, чем-то поразивший его. Однако понять, чем, Шере не успел, как голова снова приняла прежнее положение. Шере дополз уже почти до ограды, когда обнаружил, что к мужчине он не придвинулся – он снова был от него на расстоянии трёх-четырёх шагов. Теперь он находился словно за оградой, сквозь которую был виден – всё так же более или менее отчётливо.

«Это чей-то Ка! – догадался Шере. – Интересно, чей?». Немного поразмышляв, он решил, что с Ка должен говорить Ка и мысленно попросил своего внутреннего собеседника, постоянно ведущего с ним диалог, спросить у загадочного пришельца, кто он и зачем пришёл. Почти сразу же мужчина исчез. «Ну вот, напугал его… – возмущённо сказал Шере своему Ка. – Не мог, что ли, как-то повежливее?» «Я вежливо», – услышал он в ответ.

Дети быстро переключаются и после неудавшейся беседы с незнакомцем Ка Шере снова заговорил об Эй-Нефер.

Он напомнил, что Эй-Нефер любит спать на берегу реки. Шере тихонько выскользнул на улицу и побежал вниз. До Хапи было несколько тысяч локтей, и Шере, пока бежал, сильно вспотел и запыхался. Но Эй-Нефер на берегу он не нашёл. Шере прошёл тысячу локтей на север, затем осмотрел столько же на юг, но немху здесь или не было, или она пряталась в каких-то укромных уголках, где-то между камней, куда проникало так мало и без того тусклого лунного света, что разглядеть там ничего было нельзя.

Вернувшись домой, Шере услышал всхлипывания. Это плакала Кафи. Он залез по лестнице на крышу и подошёл к сестре. Та, увидев его, отвернулась и сделала вид, что спит. Шере лёг на пол рядом с постелью сестры и уснул.

НаутроШере вскочил и сразу убежал на берег в надежде, что утром найдёт Эй-Нефер там, куда ночью не смог толком заглянуть. Он осмотрел все расщелины, крупные камни, и даже заглянул в каналы, дно которых в ожидании разлива пересохло и покрылось трещинами. В конце концов, Шере, разочарованный, ушёл. По пути он свернул к усадьбе, где жили родственники Эй-Нефер, походил возле дома, но и там её не встретил.

«Может, ушла в Унут?» – говорил Шере Ка. Но она говорила, что уйдёт после новолуния, а до него было ещё несколько дней. Он не знал, где ещё искать подругу и вернулся домой.

Дома в обеденной комнате харап Хабау поглощал завтрак. Он сидел на корточках возле низкого столика и руками отрывал куски от запечённой перепёлки, которую вчера поймал Хеси. Под столиком Шере заметил несколько бокалов, наполненных каким-то напитком, скорее всего, вином, так как бокалы были глиняные, а пиво обычно разливали в большие кружки, слепленные из ила. Харап один за другим доставал бокалы и запивал ими мясо.

В соседней комнате отец всё ещё метался в горячке. Ему явно стало хуже. Если в первые дни болезни он ещё вставал с постели и пытался что-то делать, то теперь половину времени Саф проводил в полузабытьи, а другую просто лежал, глядя в потолок, и даже не пытаясь подняться. Лечение Хабау помогло только от судорог, а лихорадка не уходила. Отец жаловался на неотступающую головную боль, нытьё в ногах и руках, его часто знобило и он просил накрыть его всем, что только можно было найти в доме. Лицо его было багровым, глаза налились кровью, веки отекли, превратив глаза в узенькие щёлочки.

Хабау положил в рот последний кусок перепёлки, вытер руки о ткань, которую ему подала Иринефер и, продолжая жевать, поднялся. Жир капал с его подбородка, Иринефер брезгливо поморщилась и снова подала ему салфетку.

– Вытри сама, женщина! – потребовал харап и, выставив в ухмылке зубы, посмотрел на Иринефер.

Та протянула салфетку к его лицу и протёрла харапу губы. Он левой рукой схватил Иринефер за талию и властно притянул к себе:

– Оближи, – потребовал он и положил правую руку на грудь Иринефер. Она коротко охнула, отшатнулась от Хабау, вырвалась и выбежала вон. Тот засмеялся ей вслед и неровным шагом вошёл в комнату, где лежал Саф.

Шере, который стал невольным свидетелем этой сцены, был возмущён до глубины души. Что этот харап себе позволяет? Почему он ведёт себя в их доме как хозяин?

Вечером того же дня, сидя в саду на тростниковой циновке, Хабау говорил, обращаясь к Иринефер:

– В следующую лунуя отправлюсь в Унут по делам и проведу там несколько дней. Я привезу лекарство для твоего мужа, а ты, тем временем, подготовь мне комнату в своём доме. В эту комнату я буду приходить к своей новой наложнице, пока ей не исполнится двенадцать, когда я заберу её в свой дом. А пока налей-ка мне ячменного пива в эту кружку…

И харап подвинул ногой к Иринефер большую кружку.

– Только сначала помой её.

Шере мгновенно пришёл в ярость, схватил кружку с земли, размахнулся и изо всех сил ударил ей харапа по голове. Черепки разлетелись по саду, Хабау с криком схватился за голову и упал навзничь, а Иринефер с ужасом смотрела на него и только лепетала:

– Что же ты наделал, сынок… он теперь откажется лечить Сафа…

Харап с трудом поднялся на ноги, злобно посмотрел на Шере и вышел со двора, бросив напоследок:

– За это будет отдельная плата, женщина…

Иринефер была ошарашена случившимся и какое-то время молчала. Затем она сказала:

– Ты уже настоящий мужчина, Шере. Только вот ума тебе пока не хватает. Где мы возьмём лекарство для отца? Кто его будет лечить? Нам приходится терпеть этого харапа…

– И то, что он хочет забрать Кафи? Мы должны и это терпеть? – спросил Шере.

Затем он помолчал немного и сказал:

– Я сам добуду это лекарство, мут…

Иринефер посмотрела на него ласково и погладила по голове.

– Пойдём ужинать… добытчик.

Тут во дворе появился Хеси, который пришёл с прогулки.

– Встретил сейчас Хабау… у него полголовы в крови. Что это с ним?

– Шере огрел его кружкой, – сказала Иринефер.

Хеси остолбенел.

– Ну ты даёшь, братишка, – только и сказал он.

НочьюШере дождался, когда в доме наступит тишина, затем взял мешочек с лямками, положил в него несколько пресных лепёшек и небольшой кувшинчик с чистой водой. Затем он зашёл в дом, взял несколько невесомых салфеток, которые мут соткала из нити, сделанной Кафи, и положил их в мешок. Повесив на плечо этот запас, он поднялся на крышу к спящей Кафи и растолкал её. Кафи открыла глаза и недовольно посмотрела на него.

– Кафи, – сказал Шере, – я пошёл за лекарством для отца.

Та спросонок ничего толком не поняла.

– Хорошо, иди… – буркнула она и, повернувшись к стене, снова уснула.

Шере кивнул