Шрифт:
Закладка:
Я сижу около магазина «Корона», «торгую». Передо мной три стакана недозрелой вишни и букет цветов, который я выносила ещё два дня назад, да не продала – того гляди, осыплется. Все бегут мимо, ни на меня, ни на мой товар никто не смотрит. Зато я смотрю во все глаза: интересно!
Прилавки завалены спелыми викторией, лесной клубникой, чёрной смородиной – спелую ягоду хорошо разбирают. А вот грибов нынче мало. Странно – и дожди идут, и жарко бывает. Я уже несколько раз купалась. У нас, в Западной Сибири, погода не то, что в Москве или Питере, жарища! Кстати, я живу тоже в «Питере» – так мы сокращённо называем свой Петропавловск.
Вот идёт странная пара – пожилая, достойная женщина с палочкой и… натуральная синявка, трезвая, правда. Лицо её носит следы тяжёлого пьянства, шрамы на подбородке и губах говорят о том, что били её не единожды, очень худая. По тому, как спутницы разговаривают, понятно, что они близки и понимают друг друга, у них хорошие отношения. Странно… Мать и дочь?.. Я бы спросила, да они быстро прошли мимо и скрылись за дверью.
Проходит некоторое время, из дверей показывается та же пожилая женщина, но без спутницы. Останавливается, и ожидает, вероятно, её. Я подхожу, предлагаю сесть на мой стул. Женщина отказывается:
– Я потом не встану.
– А кто та женщина, с которой вы шли?
– Моя сноха. Жена одного из сыновей. У меня их двое.
– И как отношения со снохами?
– Отличные! Они обе очень хорошие. Да и сыновья у меня неплохие.
– Это вы хорошая! Другие свекрови совершенно незаслуженно ненавидят снох.
– Я сама в своё время натерпелась от свекрови, помню! Вот и не обижаю никого.
Подходит сноха, в руках сумки с продуктами. Дождит. Женщины вызвали такси, ждут. Я смотрю на «хорошую» сноху, и спрашиваю её:
– А вы пьёте вместе с мужем или одна? Я обратила на вас внимание, когда вы ещё только подошли: какая неподходящая пара – хорошая женщина и пьющая. Можно, я вас сфотографирую вместе? – достаю фотоаппарат.
– Я плохо выхожу на снимках, – говорит сноха и отходит в сторону. Больше она лицом ко мне не повернётся и не подойдёт, а я фотографирую пожилую спутницу, назвавшуюся Катей, и продолжаю с ней разговор.
– Оля вышла замуж за моего сына Славу в шестнадцать лет, да и сын был молоденький. Стала пить, гулять – у неё отец был пьющий. Приобщила к пьянке Славку. Родив двоих детей, бросила их на нас с дедом и ушла из семьи на семь лет. В это время её мать наложила на себя руки, повесилась. Оттого, что муж пьющий, и из дочери – Ольги – толку не вышло…
Оля опомнилась, вернулась к детям, к мужу. Закодировались они с сыном, теперь не пьют. Хорошая оказалась! И второй мой сын со снохой нормально живут, пьянством никогда не занимались, как и мы с мужем. Его, правда, нет уже семь лет…
Наконец, подъехало такси, и моя собеседница со снохой уехали. А я осталась со своей недозрелой вишней. Смотрела на неё, и думала: в чём дело? Почему одни люди вызревают, становятся полноценными гражданами, приносят пользу обществу, а другие, незрелые, кидаются во все тяжкие… И как незрелые ягоды, никому не приносят пользы, не доставляют удовольствия. Да ладно, если со хоть временем за ум возьмутся…
Подошёл знакомый покупатель, и я ему вишню навязала почти даром. А непроданный букет подарила продавщице рыбы. Она украсила им витрину, и мы обе порадовались – красиво получилось!
Только я пошла домой, а ей стоять до вечера…
Дорожный разговор
«Свекровь злится, что невестка веселится»
(русск. пог.)
Я родилась в городе, и жить в деревне не согласилась бы ни за что. Но иногда езжу на родину отца – село Боголюбово, которое находится в сорока километрах от Петропавловска. Что-то тянет меня туда. Вот и позавчера отправилась в деревню. Официальная версия – повидаться со старой тётушкой. Села в автобус, приглядываюсь к соседке – удастся ли поговорить? Путь не близкий.
Скоро мы познакомились – Наталья примерно моя ровесница. Узнаю от неё, что и она была городской жительницей, но несколько лет назад вынуждена была сбежать от пьющего мужа к дочери, которая жила с мужем в Новокаменке. Совсем замучил её супруг своими пьянками, и сейчас она очень счастлива – покой ценит дороже всего, снова обрела вкус к жизни.
– Почему мужья у вас пить начинают? Я знала за своим такую склонность, так праздников не устраивала, в гости не водила, он и считался трезвенником… Правда, потом всё равно ушёл к пьющей женщине… А у вас как началось?
– Он был золотой человек, любил, детей и меня, хорошо работал, всё умел делать по дому. А тут вижу – и денег у него не бывает, и напиваться стал где-то… Я недоумеваю – никто даром угощать не будет.
Однажды приходим к его матери зачем-то, а на столе записка: «Саша, вино стоит за шкафом…». Тут всё и раскрылось: мать приучила. У неё три сына было, и все невестки – плохие. Злющая такая! И ревнивая! Очень любила сыновей, и хотела, чтобы они все были при ней. Ну, тем дело и кончилось: все сыновья разошлись с жёнами, бросили детей, все вернулись к ней, стали пить, потом двое умерли, и теперь только мой с ней живёт. Ей девяносто лет…
– Да-а, не первый раз такое слышу… – говорю своей собеседнице. – Обыкновенное дело – матери не дают сыновьям жить с жёнами… Ну а что-нибудь необыкновенное приключалось с вами?
– Да. Это сначала я с дочкой и её семьёй в деревне жила. А потом купили мы в Новокаменке дом для меня. Хороший дом, мне понравился – небольшой и не новый, но тёплый и уютный, построенный ещё до войны. Справили небольшое новоселье, все гости ушли. Сижу я на кухне одна во всём доме, прикидываю, как жить буду. И вдруг… мимо меня проходит молодая китаянка с чайной чашкой в руках. Даже ветром как бы пахнуло. Я всё-всё на ней разглядела: и платье китайское, и причёску, и шпильки в волосах, и кожу, и запах свежезаваренного чая почувствовала…
– С какой стати вдруг в НОВОКАМЕНКЕ – КИТАЯНКА? – спрашиваю Наталью. Я одно время помимо работы на заводе была экскурсоводом по городу, историю края хорошо знала. Ни про каких китайцев не слышала.
– Так туда же китайцев и корейцев во время войны депортировали! Потом китайцы