то время как полуголодное чудовище корчилось на простыне, которая обвилась вокруг его тела, свободной была только его рука, его ногти впивались в мою кожу через ткань леггинсов. Он был сильным, сильнее меня, но если падальщик не чувствовал ничего, кроме бесконечного голода, то логично предположить, что в этом состоянии он был наиболее слаб, и это означало, что у меня был шанс.

Я брыкалась и брыкалась, свет снова погас, как раз в тот момент, когда мой ботинок врезался в его запястье достаточно сильно, чтобы оторвать его от меня.

Я, не колеблясь, вскочила на ноги и снова слепо бросилась к двери, крик сорвался с моих губ, когда я проскользнула сквозь нее, моя рука сомкнулась на ручке, несмотря на темноту.

Я захлопнула ее за спиной с такой силой, что звук эхом разнесся по лестничной клетке, а моя рука потянулась к замку и резко повернула.

Падальщик врезался в заднюю ее часть, и я вскрикнула, отпрыгивая назад, петли задребезжали от силы его атаки, но дверь не поддалась.

Снова и снова он бил в нее, а дверь продолжала держаться, когда я попятилась, затем повернулась и побежала, звук его попыток прорваться преследовал меня всю дорогу вверх по лестнице и заставлял бешено биться мой пульс.

Я захлопнула и следующую дверь, бросилась через холл в ближайшую квартиру и, вытащив оттуда тяжелый письменный стол, забаррикадировалась им, втиснув его между дверью и стеной, чтобы он никак не смог его сдвинуть.

Я рухнула на стол в тот момент, когда дело было сделано, тяжело дыша и смеясь, тяжесть моей сумки на спине была желанным другом, когда несколько слез облегчения брызнули из моих глаз, и мой смех перерос в маниакальный.

Я понятия не имела, как, черт возьми, мне удалось это пережить, но мне было все равно. Я все еще дышала, это существо осталось там, внизу, умирать с голоду, а у моей семьи была теплая одежда на зиму.

— Черт, — выдохнула я, выпрямляясь и проводя рукой по лицу, пытаясь избавиться от оставшегося адреналина, который заставлял мое сердце бешено колотиться в груди.

Я сделала это. Улыбка на моем лице не сошла бы до самого завтрашнего дня.

Мы хорошо поужинаем сегодня.

В этом я не была уверена уже несколько месяцев. Одна только мысль об этом заставила мой желудок перестать урчать впервые за долгое время.

Я рванула по тускло освещенному коридору, побежала обратно к выходу и ступила под дождь, ледяные капли снова полились на меня, но мне было наплевать.

Я тщательно осмотрела окрестности, понимая, что падальщик, возможно, не единственный, кто прячется на окраинах Сферы, но я не обнаружила никого, кто прятался бы между зданиями или следил за мной, когда я возвращалась к водостоку, который привел меня сюда. Томаса по-прежнему не было видно, так что, похоже, его тайна была моей тайной, и он ничего не узнал.

Я спрыгнула в темноту водостока, мой разум был полностью занят мыслями о том, что мы будем есть сегодня вечером, пока я пробиралась через дыру в обломках и проходила под оградой обратно в Сферу.

Запах здесь, внизу, был резким, но почему-то стал еще сильнее по возвращении, аромат свободы все еще витал на моей коже, когда я добралась до лестницы и быстро взобралась по ней. Я хотела бежать всю дорогу домой и показать папе и Монтане, что я нашла — хотя, наверное, я бы не стала упоминать об этом падальщике, иначе они бы никогда больше не позволили мне сюда сунуться.

Монтана точно взбеситься. Я рассказала ей, что задумал Томас, а она мне не поверила. Теперь она смогла бы проглотить свои слова вместе с едой.

Я рассмеялась от чистого самодовольства, как только добралась до верха лестницы и выбралась под дождь.

— Сука! — Я едва узнала Томаса, прежде чем его кулак коснулся моей челюсти.

От удара меня отбросило назад, я тяжело приземлилась на бок и ударилась локтем о бетон.

Я вздрогнула от внезапного нападения, моргая сквозь сумятицу своих мыслей и капель дождя, бьющих по моему лицу, когда мой разум осознал, что происходит.

Я перекатилась, вставая на четвереньки, но его нога ударила меня прямо в живот прежде, чем я смогла подняться на ноги. Я закричала от боли, упала спиной на бетон и откатилась в сторону, прежде чем он успел ударить меня снова.

Мой тяжелый рюкзак врезался мне в плечо, одна из консервных банок больно врезалась мне в ребра.

— Подожди, — выдохнула я, поднимая руку, чтобы остановить его, но в его глазах не было ничего, кроме крайней жестокости, когда он насмехался надо мной, лежащей перед ним в грязных лужах.

Томас снова двинулся на меня, ярость сверкала в его взгляде, его ярость была слишком сильной, чтобы ее можно было сдержать простыми словами. Я всегда считала его злобным сукиным сыном, но теперь я поняла, что недооценила его. Он был не просто злым: этот взгляд заставил меня подумать, что он мог бы просто убить меня, если бы думал, что это сойдет ему с рук, и я знала, что он не остановится, пока я не буду истекать кровью у его ног.

Я отползала назад, держась вне пределов его досягаемости, пока он приближался, шок от его атаки прошел, и мой инстинкт самосохранения включился. Я не собиралась позволять ему выбить из меня все дерьмо за это, хотя и не была до конца уверена, как я собираюсь его остановить. Единственным оружием, которое у меня было, был мой нож, но, если бы я пырнула его, кто-нибудь узнал бы, что он у меня есть, а это означало для меня поездку в «Банк Крови» в один конец. К черту это.

Томас был вдвое выше меня ростом и вдвое тяжелее, хотя скудный рацион несколько уменьшил его мышечную массу. Если бы он захотел убить меня, я была бы мертва, но я чертовски уверена, что не стала бы облегчать ему задачу. Какого хрена я позволила ему поймать меня?

Я бы ругала себя за то, что не проверила свое окружение более тщательно, если бы выжила после этого, но прямо сейчас единственное, на чем я могла сосредоточиться, был кровожадный ублюдок, который крался ко мне.

Я выплюнула комок крови изо рта и сумела подняться на ноги, отступая еще дальше.

— Я больше никому не скажу, — поклялась я, выставив руку в защитном жесте. Я была рада, что она не дрожала, несмотря на страх, пробирающийся по моему позвоночнику.

— Ты и не сможешь,