Шрифт:
Закладка:
Еще в 1819 г. он ставил вопрос: «Почему наши любители древностей, занимаясь одной письменностью летописей, не хотят еще рассматривать и исследовать некоторые, так сказать, немые, но самые любопытнейшие памятники временников, сохранившиеся в архивах самой природы?»[168]. Перекличка с мыслями Ходаковского, как видим, полная.
Известно, что данные о городищах сообщал Ходаковскому и В. Н. Каразин. Позднее он так выразил свои мысли о них: «Городища почитаю я старее цезарей и важнее для нас их монет. Нет никакого сомнения, что Харьковская и сопредельные ей губернии были обитаемы за две тысячи лет и более народом земледельческим, не кочевым, каковы впоследствии заступившие место его половцы и татары. Многочисленный русский народ не в десятом лишь столетии внезапно как бы вынырнул из земли, но существовал гораздо прежде в тех же почти странах и думаю, что эти земледельцы не кто иные, как наши прародители... Самые формы многих открытых мной глиняных сосудов это доказывают»[169]. Думается, что под этими словами подписались бы и многие современные археологи. Сведения о псковских городищах получены Ходаковским от Евгения Болховитинова (1767—1837), осматривавшего их еще до его запроса[170].
Известны имена и других корреспондентов Ходаковского[171].
Так в результате работ самого Ходаковского и его добровольных помощников был собран большой материал к карте городищ той части России, которая до этого не привлекала внимания исследователей древности. Именно тогда, наряду с сибирской и причерноморской археологией, стала складываться археология собственно русская. Материалы, собранные Ходаковским, не пропали втуне. В «Древней русской истории до монгольского ига» М. П. Погодин опубликовал две карты городищ, по Ходаковскому[172].
Работа Ходаковского не была, следовательно, трудом маньяка-одиночки, не была бесплодной, она заняла место в трудах историков.
Наконец, надо сказать и о самом «ученом путешествии» Ходаковского. Почти без средств, без всякого предшествующего опыта, своего или чужого, Ходаковский, естественно, не мог достичь больших результатов, но все же нельзя считать его раскопки совершенно бесплодными.
Наряду с поисками городищ, Ходаковский занимался и раскопками погребений. Это еще раз говорит о широте его интересов. Исследовались сопки и жальники под Ладогой, Новгородом и в Бежецком уезде. В тех записях, которые попали в печать, мы найдем ряд археологических наблюдений, показывающих Ходаковского пытливым исследователем. Он очерчивает область распространения сопок, говоря, что они «известны от Рождественского села на Оредежи до берегов Шексны и от Старой Ладоги до начала реки Мсты», и детально описывает картину, вскрытую раскопками сопок: «Открылась костерная, так сказать, постель, на которой сгорел покойник. Видно, что он лежал в длину, меж востока и запада, с боку, от севера поставлен был горшочек»[173]. Восстанавливается и картина насыпания сопок: «Чернозем был в исподе обеих сопок. На той поверхности положен был сначала венец из камней, после клали в середине крупные камни и на оные насыпали песок и щебень, взятый с берега реки. Совершивши холм, складывали толстым дерном»[174]. В другом отчете отмечается, что в жальниках «при всяком покойнике лежал нож»[175]. Всего их найдено 11, и Ходаковский сравнивает их с ножом из усыпальницы Сергия Радонежского[176].
Сопка на правом берегу р. Мсты, у дер. Бор Новгородской области (фото С. Н. Орлова)
Из писем Евгения Болховитинова мы знаем и об интересе Ходаковского к мечу Довмонта, хранившемуся в соборе Пскова[177]. Эти два известия показывают, что Ходаковский понимал важность сравнения вещей в раскопок с древними вещами, сохранившимися в церквах и монастырях. Наконец, из сопоставления сопок и жальников делается вывод: «В оном жальнике хоронили людей не сожженных... то-есть в позднейшие времена»[178]. Все, найденное Ходаковским при раскопках, было сохранено, вплоть до человеческих костей, что для того времени необычно[179].
Как видим по этим записям, Ходаковский проявил себя на раскопках не как кладоискатель, а как настоящий исследователь. Из всего, что мы знаем о Ходаковском, можно сделать вывод, что в его лице русская наука имела серьезного ученого, который сформулировал положение об археологических памятниках как источнике по древней истории, начал изучение археологии Центральной России, собрал археологические данные, использованные затем историками, и привлек к археологии внимание современников.
С именем Ходаковского связан и первый широкий план археологических исследований в России.
Уже в начале XIX в. русские ученые сознавали, что пора перейти от случайных раскопок в разных местах к планомерному археологическому исследованию страны.
Через 20 лет после Ходаковского эту мысль развивал друг Герцена Вадим Васильевич Пассек (1808—1842). Это был горячий патриот и серьезный ученый, оставивший известный след в истории русской этнографии[180]. Как археолог он успел сделать мало, но нельзя не оценить понимание им исторических задач археологии.
Вадим Васильевич Пассек
В 1837 г. Пассек обратился в Общество истории и древностей российских с планом исследования русских курганов. Задачи этого исследования Пассек четко сформулировал, исходя из нужд исторической науки. Раскопки, по его словам, должны «открыть новый путь для исторических исследований о тех веках, для которых не существуют и летописи». Раскопав курганы разных видов, «мы откроем новую летопись — не обезображенную переписчиками, не опровержимую для наших кабинетных скептиков»[181].
В одной из статей Пассек, коснувшись летописного материала, говорит: «Чувствуешь необходимость в других исторических пособиях, которые объясняли бы слова летописей и дополняли самую важную сторону истории народа, раскрывая его верования, весь домашний быт его. При всем богатстве летописей, как бедна была бы древняя история Италии, если бы самые народы не оставили своих неподдельных письмен, своих укреплений, статуй, оружия, урн, зданий»[182]. Такой же важный материал должны дать, как убежден Пассек, и курганы России, где можно найти как каменную стрелу, так и железную саблю, и даже египетские и греческие импортные вещи.
Эти исходные установки плана Пассека показывают широту его исторических воззрений. Пассек сознает неполноту летописного материала, который не освещает древнейший период и даже для позднейших эпох должен быть дополнен данными о быте древних людей: ему ясна и необъективность
