Мы уже говорили о том, что XVIII век оставил нам много археологических наблюдений. Однако все эти наблюдения носили регистрационный характер. Отмечались курганы, городища, отдельные находки, но в чем научная ценность этих памятников — оставалось неясным даже для ученых. В археологических памятниках обычно видели лишь «раритет», явление, заслуживающее упоминания, но стоящее вне связи с какими-либо науками.

В изданиях начала XIX в. археологические сведения тоже попадаются нередко. Очень важно при этом, что наряду с находками в Сибири и в Причерноморье, отмечаются и находки в центре Европейской России. То это каменные орудия, найденные на Донетчине[149], то клад римских монет в Ахтырском уезде[150]. Помимо простой регистрации находок, мы встречаемся иногда и с ценными наблюдениями, сохранившими свою силу до сего дня. Так, еще в 1827 г. Василием Назаровичем Каразиным (1773—1842) было установлено, что римские монеты, встречающиеся на Украине, относятся по преимуществу к I, II и III вв. н. э.[151], что принято и современной наукой[152]. Так, уже при первой публикации Галичского клада в 1837 г. было отмечено сходство галичских идолов с шаманскими изображениями из Сибири[153], и сейчас занимающее исследователей[154].

Однако все эти наблюдения оставались разрозненными, не связанными с историческими разысканиями; не было ясно, в системе каких наук может занять место исследование всех этих регистрируемых учеными археологических находок. Заслуга Ходаковского прежде всего и состоит в том, что он дал четкую формулировку роли древностей как исторического источника.

Человек с загадочной биографией, увлеченный сбором сведений о никому до этого неинтересных городищах, Ходаковский казался многим сторонним наблюдателям смешным чудаком, полусумасшедшим маньяком. Так рисует его в своих мемуарах Ксенофонт Полевой[155]. Другие современники, в том числе такие как П. Шафарик, М. П. Погодин, И. Лелевель, относились к Ходаковскому с большим уважением, считали возможным говорить о целой «исторической системе Ходаковского»[156], противопоставляли его имя имени Карамзина. Это объясняется тем, что в немногих сочинениях Ходаковского мы можем проследить определенную стройную систему взглядов, совершенно новую для того времени. Вкратце ее можно изложить так: древнейшее прошлое славян почти совсем неизвестно; основным источником сведений о нем служат летописи эпохи христианства, когда дохристианское прошлое умышленно изображалось более грубым и примитивным, чем это было в действительности. Необходимо изучить богатую раннюю историю славянства, опираясь не только на летописи и свидетельства иноземцев, также искаженно изображавших славян. Круг исторических источников должен быть расширен за счет изучения вещественных памятников, фольклора, топонимики и других материалов.

Чтобы оценить эти мысли, вспомним, что интересы старшего современника Ходаковского крупнейшего историка того времени Н. М. Карамзина ограничивались одними письменными источниками. Известен такой анекдотический случай. В начале XIX в. Гете заинтересовался русской иконописью. И вот, когда он связался по этому вопросу с историографом Карамзиным, то оказалось, что Карамзин знает о русских иконах чуть ли не меньше Гете[157]. Ограничивая свой круг источников летописью, Карамзин сознательно уделял мало внимания долетописной эпохе, он сознательно не шел глубже «домонархического», дорюрикова периода. Прогрессивная декабристская критика видела основной недостаток «Истории» Карамзина именно в невнимании к дорюрикову «республиканскому» периоду в истории древних славян. С этой позиции его критиковали Н. М. Муравьев и М. Ф. Орлов[158].

Взгляды Ходаковского близки к этим взглядам декабристов. То, что современники противопоставляли его Карамзину, связано именно со стремлением Ходаковского изучить древнейший период истории славянства, сознательно игнорируемый Карамзиным. Такое совпадение во взглядах с критиками Карамзина — декабристами, может быть, объясняется не одним «веянием времени». Есть сведения о близости Ходаковского к декабристу Ф. Н. Глинке, интересовавшемуся историей, а впоследствии и археологией[159]. Но Ходаковский как ученый пошел дальше декабристов. Пушкин, знакомый с их критикой Карамзина, писал, что Орлов «пенял Карамзину, зачем в начале своего творения не поместил он какой-нибудь блестящей гипотезы о происхождении славян, т. е. требовал от историка не истории, а чего-то другого»[160]

Тем самым Пушкин указывал на то, что критики Карамзина не объяснили, на каких источниках должно основываться исследование древнейшего славянства. Ходаковский же именно показал, где следует искать источники по древнейшей истории славян.

Первый набросок мыслей Ходаковского опубликован в его статье 1818 г. «О славянских землях до принятия христианства»[161], изданной на польском языке в Кременце, лицей которого был научным центром Западной Украины. Судя по отрывочным данным биографии Ходаковского, этот город сыграл большую роль в его научной подготовке. В дальнейшем Ходаковский развивает свои взгляды на русском языке — в 1819 г. в «Разысканиях касательно русской истории»[162] и, наконец, в 1820 г. в «Проэкте ученого путешествия по России для объяснения древней славянской истории»[163].

Ходаковский уже в 1818 г. предлагает начать изучение городищ, разбросанных по всей древнеславянской территории, а в 1820 г. дает обширный их список, показывающий, что заинтересовавшись этими памятниками, он собрал о них большой материал. Занимался Ходаковский и топонимикой Восточной Европы; составленный им объемистый словарь географических названий не был издан, и только частично нашел отражение в публикациях Ходаковского. Ходаковский записал более 1000 украинских песен, использованных затем Гоголем, и собирал материал по геральдике[164]. В статьях Ходаковского говорится о необходимости изучения самых разных памятников прошлого. «Сбережем, — пишет он в 1818 г., — случайные, но довольно нередкие открытия, какие делаются в земле — эти разные небольшие статуэтки, изображения, металлические орудия, посуду, горшки с пеплом. Сосчитаем и точно измерим все большие могилы... Охраним от уничтожения надписи, начертанные на подземных скалах... Снимем планы с положения местностей, пользующихся давней известностью. Узнаем все названия, какие деревенский люд или его лекарки в разных краях дают растениям, соберем, сколько возможно, песни и старые гербы. Опишем главнейшие обряды»[165]. В 1820 г. Ходаковский пишет, кроме того, об изучении диалектов русского языка, об исследовании обрядов, свадеб, игр, песен, суеверий, сборе монет. Не приходится, таким образом, говорить о том, что Ходаковский не интересовался ничем, кроме случайно привлекших его внимание городищ. Круг интересов Ходаковского был широк, и он рассчитывал «объяснить древнюю славянскую историю» не только путем изучения городищ, но и по другим вещественным и устным источникам.

Итак, мы можем отметить, что Ходаковский прежде всего привлек внимание к источникам, не интересовавшим Карамзина, — археологическим, топонимическим, фольклорным, геральдическим и т.д., призывая заниматься ими для изучения древней истории славян. Уже одна эта мысль дает право Ходаковскому на заметное место в нашей историографии.

Не менее важен широкий общественный резонанс «Проекта ученого путешествия» Ходаковского. В журналах