Шрифт:
Закладка:
Ковер развернулся. Мертвые глаза Кестеля Нетсы уставились в ночное небо. Несколько минут Круг развлекался тем, что составлял подходящие случаю фразы о жизни и смерти.
Паяц сидел на тротуаре, упершись спиной в стену дома. Паяц крутил в пальцах монету, отобранную у толстого горожанина. Паяц вырезал ему кишки и обмотался ими, чтобы согреться. Горожанин выглядел богатым – по крайней мере настолько, чтобы позволить себе спать на постоялом дворе. Но при себе имел только одну стальную монету, а его кишки быстро остыли. Паяц крутил монету в пальцах, мерз и сожалел о прошлом.
Поблизости, над выгребной ямой, загалдела стая ворон. Паяц не слышал, о чем они, но ему передалось воронье настроение. Жалобное их карканье было уж больно выразительным. Паяц любил чужую печаль.
Он встал, отшвырнул монету, ради которой убил. Делалось холодней, и расхотелось сожалеть о прошлом.
Алия закончила отмываться, и теперь, стоя у окна спиной к двери, натягивала мокрые, но зато чистые кожаные доспехи.
– Вернулись? – не оборачиваясь, завязывая ремешок, спросила она. – И с какой стати вы взялись говорить о похоронах?
– Потому что смерть и похороны – часть жизни, – поделился придуманной фразой Круг.
Алия мгновенно развернулась – и застыла, гневно сощурившись: узнала знаки ловчих Театра. Круг считал себя человеком с принципами и старался не поднимать руку на женщин, но иногда ситуация требовала крайних мер. Он ударил Алию в висок и подхватил, прежде чем она упала.
Туут глядел на то, как Алия приходит в себя. Туут приказал, чтобы ее принесли в его личный фургон. Алия моргала – пыталась сориентироваться. Когда она сориентировалась. увиденное ей совсем не понравилось.
– Красивенькая и чистенькая, – констатировал Туут.
– Даже и не думай, – с трудом выговорила Алия.
Он и не думал.
Пусть его и называли примитивным варваром, но никто, даже и злейший враг, не назвал бы его глупцом. И свое дело Туут знал как никто другой. Именно он привез в Театр Одноухого, истребившего две группы ловчих с Арголана. Именно Туут доставил Невинных сестричек. С ними не совладало целое войско, а Туут справился. У него были свои методы. И потому он размышлял, в основном, о том, как затянуть Алию в Арголан, а не в постель. Но не в основном размышлял, конечно, и о постели.
Туут отнесся к Алие с большим уважением, и только разок отпустил шуточку насчет ее красот. Трудно было удержаться. Но – работа превыше всего, забавы потом.
Черт, эта женщина заслуживала уважительного и осторожного отношения.
Круг тоже знал, что делать. Правда, скотина он еще та – так ударил в лицо, а потом железа навязал, будто бинтов, и на такое нежное милое тело. Право слово, скотина.
– Не перестарался? – спросил Туут Круга.
Круг мотнул головой.
– Эх, знаешь, тот ловчий, ну, который привел ее сюда…
– Я его знаю.
– Зарезали его как поросенка.
– И что с того? – осведомился Туут.
Круг снова мотнул головой.
– Так вот, это же она, своими руками. И говорю тебе: точно как свинью. Гроблины мне все рассказали до последней мелочи. Не то чтобы я этого хлопца любил, я его ведь и не знал. Но прямо как свинью…
Хозяин обоза поморщился и сказал Алие:
– Меня зовут Туут, и я лицензированный перевозчик на Арену. Я вожу таких, как вы, моя госпожа, и доставляю в Театр.
Алия даже и не дрогнула – будто исключила Туута из наблюдаемого мира и не слышала сказанного.
– Я представился из вежливости, надеясь на толику приязни… хм. Знаете, госпожа Алия, вам бы лучше понять: конечно, мне важно привезти вас на Арену, но не любой ценой. У меня свои приоритеты.
Туут сделал многозначительную паузу – как всегда при таких объяснениях.
– Я зарабатываю на жизнь перевозками. Котик мой, если из-за тебя появится угроза мне или моим людям, ты сдохнешь на раз-два. Мы тебя прикончим, и дело с концом. У нас не все доезжают. Далеко не все. Так что заруби на носу.
И снова никакой реакции.
– Знаешь, говорят, что на Арене проще выжить, чем здесь, – склонившись к ней, тихо и искренне поведал Туут. – От нас никто не убежал. Никто не знает наших имен, не поет о нас песни, как о тебе. Но в наших возах дало дуба много сукиных сынов. Так что, Алия Лов, будь вежлива и не лишай нас состояния, которое можем за тебя получить.
– Кончай нести пургу, – наконец подала голос Алия.
– Ну да, конечно, – согласился Туут.
Он выпрямился, подал знак Кругу, и тот приказал стражникам забрать пленницу.
– Проследи за всем сам, – велел раздраженный и недовольный Туут.
– Черный фургон? – спросил Круг.
– Да. С этой девкой хлопот не оберешься. Не будем рисковать.
– Людям не понравится. Они устали, хотели хотя бы выпить перед завтрашним выездом. Будут недовольные, а в особенности Марваст.
– Займись им, – посоветовал Туут. – Пусть станет довольным.
На лице Круга отобразилась интенсивная работа мысли.
– Ты уж постарайся, – добавил Туут. – И чтобы с этой девицы не спускали глаз ни на минуту.
Паяц приблизился к помойке, перескочил через забор. Паяц чуял кровь. Запах крови не возбуждал его – он не был вампиром. Но кровь всегда хорошая подсказка, если ищешь кого-нибудь.
Например, вояку с перерезанным горлом. О нем говорили вороны. Когда паяц подошел ближе и смог различить их речь, то не услышал ни о чем ином.
Без труда отыскался источник кровавой вони: старый ковер на куче мусора. Паяц вдохнул полной грудью и обвел помойку взглядом.
Трупа нигде не было.
– Опоздал, – подумал паяц.
Он коснулся крови. Она уже свернулась и застыла.
– Опоздал, – повторил он вслух.
Он поднял с земли два алмаза и не сразу понял, откуда они тут взялись, – пока не заметил тела гроблинов.
О том, что паяц опоздал, каркали до утра кружившиеся над помойкой вороны.
Алию замкнули в стальном фургоне. Снаружи он выглядел как обычный, только очень уж большой фургон, изнутри и снаружи обшитый деревом. А между слоями дерева пряталась панцирная сталь. В фургоне не было окон, и вообще ни одного отверстия, чтобы пропустить свет или сообщаться с внешним миром.
Меры предосторожности приняли сообразно с репутацией: не сняли кандалы, цепи прикрепили толстыми замками к железным кольцам, надежно вделанным в стены, в рот впихнули тряпку – боялись даже того, что Алия станет разговаривать в темноте.
– Ты уж прости, – сказал напоследок Круг, лично проверивший замки. – Я знаю, жестоко мы с тобой. Но ты ведь показала, чего можешь.