именно — самой Кеменой или Данталионом.

У Шераи были только два имени, Тереза и Беатрис, которые она услышала от вампира, но больше ничего. Он слишком хорошо скрывал информацию о своей жизни до становления вампиром, и даже Шерая не могла её найти. Безоговорочно верить словам Кемены о том, что сама Ночь сошла с небес и даровала Данталиону силу, с помощью которой он убил каждого из подопытных Кемены и Махатса, а после едва не убил и их, она не решалась.

Ей были нужны доказательства, и Шерая была намерена найти их. Так же, как была намерена найти самого Махатса, — даже если Данталион будет против её помощи, — и Андера из фей.

Шерая редко отдыхала, но теперь, когда Гилберта нет рядом, ей придётся работать за двоих. Следить, чтобы в коалиции не гуляли слухи о мнимом предательстве сальваторов, всячески помогать магам ограждать бреши и оказывать содействие вампирам, которые не только занимались поисками Махатса, но и всегда первыми принимали на себя удар демонов, только пришедших в этот мир.

Ради коалиции и Гилберта, который доверился ей, Шерая сделает что угодно.

Глава 3. Вспоминаю каждый шаг

Новость о возвращении Третьего сальватора распространилась по всей Омаге с невероятной скоростью. Прошло всего два дня, в течение которых Клаудия медленно, но верно вливалась в привычный ритм жизни, но этого времени хватило, чтобы каждый начал говорить только о сальваторе и людях, которые вернулись с ним. К Пайпер, что неудивительно, уже привыкли, а вот к Николасу до сих пор присматривались. Даже Гилберт не удостаивался такого внимания. Клаудия слышала мёртвых за спинами живых и знала: в Гилберта никто не верит. Впрочем, это было не её проблемой. Ни один из людей Второго мира не был её проблемой, исключая Энцелада.

— Тебя это не бесит? — наконец спросил Джинн.

Дел было много, но Клаудия знала, как важно уделить хотя бы несколько минут простым разговорам. Они с Джинном гуляли по Омаге, собирали слухи и узнавали, что изменилось за время их отсутствия. Точнее сказать, Клаудия узнавала: она подслушивала незнакомцев и мёртвых за их спинами, расспрашивала торговцев и гостей, прибывших в город пару месяцев назад. Не привлекать внимания у них не получалось из-за Джинна, который отрастил себе крылья, и Энцелада, угрюмый вид которого мог убить за одну секунду.

— Это бесит его, — ответила Клаудия, даже не оборачиваясь. Она знала, что Энцелад их слышит, и знала, что его действительно бесит приказ всюду следовать за ней.

Во дворце с этим возникла проблема. Когда рыцари поняли, что он следует только за Клаудией, они окружили его и сказали, что он арестован. Клаудия тогда смеялась до тех пор, пока Фортинбрас, за которым был послан один из рыцарей, не явился и не сказал, что Энцелад не имеет права следить за Клаудией во дворце. Он может сопровождать её на улицах Омаги, если Клаудия не возражала против этого, но во дворце — ни в коем случае. Энцелад, казалось бы, испытал облегчение (об этом и заговорила Диона, которую Клаудия вновь услышала), но Гилберт был не согласен.

Его спор с Фортинбрасом мог бы повеселить Клаудию, если бы не вмешался Киллиан. Он был куда более нервным и раздражался из-за любой мелочи, но Клаудия решила, что это не её дело. Пусть великаны сами разбираются друг с другом и учат Гилберта тому, как в Омаге завоёвывают уважение. Эту же цель она, в общем-то, поставила и перед собой. Энцелад был лишь рыцарем, который был обязан исполнять каждый приказ Гилберта, и Клаудия хотела показать, какое незначительное место он занимал в этом мире. Если не поймёт этого как можно скорее — и не заметит, как будет убит.

Хотя Клаудия была не против. Он раздражал её, и даже идея Джинна случайно столкнуть Энцелада с крыши уже не казалась ей такой плохой.

— Он пялится на мои крылья, — пробормотал Джинн, нервно передёрнув плечами. Огромные крылья встрепенулись и ударили Клаудию, которая едва не упала, однако Джинн вовремя поймал её за руку и помог восстановить равновесие. — Прости, ты просто… Ты такая маленькая.

— Я тебя прикончу, — прошипела Клаудия.

— Об этом я и говорю! Такая маленькая и злая убийца. Я тебя обожаю.

— То-то ты сразу встретил нас, когда мы оказались в Омаге.

— Ну прости, — фыркнул Джинн, прижав крылья к спине. Улица, по которой они шли, была довольно узкой, и не все успевали уйти с пути, чтобы не быть опрокинутыми его крыльями. — Я скучал по небу.

— Но это не твоё небо.

— Да, знаю. Но мне нравится летать. Звёзды кажутся ближе.

Уголки губ Клаудии слегка приподнялись в улыбке.

Два дня назад Джинн рассказал им о том, что на самом деле он являлся чистокровным це́ем — или звездой, как считали люди его мира. Он жил на Небесах Хамаки, но пал, когда пытался выкрасть знания, которые помогли бы людям. В подробности Джинн не вдавался: даже не объяснил, что это за Небеса Хамаки, лишь сказал, что люди считали их фальшивым небом, за которым скрывалось настоящее. Джинн также не объяснил, как лишился крыльев и оказался в Сигриде, но сказал, что его убили особым железом, из которого когда-то были созданы его кандалы. Джинн сумел разбить их после того, как его наказание в родном мире закончилось, однако крылья не вернулись. Это произошло лишь после того, как его убили — вернее, его смертную, человеческую сущность, за которой боги его мира (Клаудии было привычнее называть их богами, чем цеями или звёздами) скрыли его настоящего.

Джинн довольно долго объяснял особенности железа своего мира и то, как его можно зачаровать с помощью крови, как оно ограничивало цеев, подобных ему, но так и не сказал, кто убил его. Он также исправлял каждого, кто исправлял его. Говорил, что его именно убили, а после он родился заново.

Клаудия решила, что Джинн спятил. Но он шёл рядом с ней, с огромными белыми крыльями с позолоченными кончиками перьев, и был жив. Большего она и не требовала.

— Как люди отреагировали на твои крылья?

Они уже свернули на улицу, которая должна была вывести их