сбоку. Мелькает кулак. На щеке горячие брызги. Тяжесть отпускает. Можно вздохнуть. Я делаю несколько судорожных вдохов и вдруг понимаю, что мой обидчик уже лежит на полу, а на нем сидит Громов, зло и методично избивающий его в кровь.

– Зак! – хриплю я.

Он тут же оставляет уже неподвижное тело, плюет на него сверху, а потом подходит ко мне и хватает меня за плечи.

– Ты ебанутая? – рычит он. И куда только подевалась вся его насмешливость и легкость. – Я что сказал, блядь? Сказал ни шагу. Куда ты поперлась?

– Я в туалет хотела, – тоненько отвечаю я, а потом вдруг утыкаюсь ему в грудь и дышу, успокаиваясь от его тепла и запаха. Так, как будто это нормально и как будто я уже сто раз так делала.

Зак молчит. Позволяет.

Слезы, вскипевшие на моих ресницах, не проливаются дождем, и я вдруг с облегчением понимаю, что ничего страшного не случилось. Могло – но не случилось.

Это же хорошо, да?

Он берет меня за руку, накидывает на меня свой бомбер и выводит на улицу, подальше от этого шума и ужаса. Там свежо, прохладно и приятно. И все произошедшее в клубе мне вдруг кажется плохим сном.

Глава 7. Когда мне ломают шаблон

Зак

Меня все еще трясет от ярости. То ли на этого обдолбаного утырка, то ли на эту идиотку, которая так стеснялась при мне сбегать в сортир, что в итоге тайком от меня потащилась на второй этаж. На второй, блядь! Туда даже наши девки только в сопровождении ходят, там после девяти все под веществами и адекватных никого, кроме бармена с диджеем. И те не всегда.

Смотрю на эту испуганную куклу, кутающуюся в мой бомбер, и злость немного отпускает. Вроде целая, и даже в истерику не ударилась. Крепкая девчонка, хотя так по ней и не скажешь. С виду типичная заучка – бледная как поганка и скучная как лекция по экономтеории. Но это только с виду.

Она поднимает голову, смотрит на меня и робко говорит:

– Плохой из меня телохранитель, да?

– Что есть то есть, – с усмешкой отвечаю ей.

Раз она шутить пытается, значит, точно в порядке. Я вспоминаю наш с ней пранк, и настроение слегка поднимается. Кто бы мог подумать, что эта скромница так дерзко и уверенно впишется в мою историю и станет заливать Боре про то, какое у нее оружие спрятано под этим жутким пиджаком.

– Ты круто подыгрываешь, – озвучиваю я свои мысли и тут же с любопытством спрашиваю о том, что меня реально удивило: – А откуда такие познания в марках пистолетов?

– Да так, – неопределенно отвечает она, чуть смутившись, и осторожно улыбается.

Сейчас, когда ее всегда зализанные волосы неаккуратно взъерошены и несколько светлых прядей падает на лицо, она выглядит вовсе не нудной отличницей, а вполне симпатичной девчонкой. Вообще странно, что к ней еще никто яйца не подкатывал – личико у нее в норме. Особенно глазищи эти серые. Прикольные. Светлые-светлые, почти прозрачные, а вокруг темная обводка. И губки милые. Розовые, без следа помады и всяких липких блесков, которые меня жутко бесят: после поцелуев полное ощущение, что какого-то дерьма наелся со вкусом вишни или малины.

Я еще раз смотрю на нее, будто заново оценивая. Нет, она и правда ничего. И пахнет от нее хорошо – не душными духами, а чем-то очень свежим и приятным. Глаза опять же эти…

Но их еще разглядеть надо, а она вечно себе под ноги смотрит, когда идет по колледжу. Никакая, незаметная, как серая мышь. Это меня и зацепило, когда она стояла перед директором, чуть не плача, и уже готова была признаться. Видно же было, что это она кабинет ему разбомбила, но я, блядь, вообще не мог понять, как?! Почему – она? Откуда у этой заучки в сером пиджачке столько наглости?

Загадка? Загадка.

А я обожаю загадки. И терпеть не могу делиться. Вот и забрал эту загадку себе. Да, пришлось заплатить определенную цену и я все еще должен кое-что директору, но оно того стоило. Я отлично развлекся. Гораздо лучше, чем ожидал.

– Зак, – тихо зовет она, отвлекая меня от мыслей, и мне внезапно приятно слышать, как она произносит мое имя.

– Что?

– Можно я поеду домой? Пожалуйста.

Жаль отпускать куклу, тем более, что я опрометчиво пообещал, что больше ничего от нее не потребую, но я все же не полный мудак, так что вызываю такси, а потом набираю номер Макса, чтобы он принес сюда к служебному крыльцу ее куртку и сумку. Подниматься обратно в эту ебаную «Бруснику» мне неохота.

– А вы что, уезжаете уже? А на вписку к Марьяне разве не поедете? – растерянно спрашивает он и неловко перетаптывается с ноги на ногу. Макс глуповатый парень, но в целом неплохой. Скучный только.

– Может, вернемся, – бросаю я, чтобы он отвязался. – Еще не решили.

– Ну ладно, – басит он, а потом расширенными глазами смотрит на куклу. – Бля. У тебя кровь! На рукаве! Кровь!

Черт, этот ублюдок мне бомбер забрызгал, а я и не заметил. Мне интересно, как кукла выпутается из этой ситуации, и она не подводит.

– Да лез тут один к Заку, – вздыхает она красноречиво. – Пришлось его успокоить.

Я с трудом сдерживаю смех, глядя на лицо Макса, и только в такси, когда мы усаживаемся на заднее сиденье, позволяю себе заржать в голос. Она скромно улыбается в ответ, тоже, кажется, довольная собой. Ух и интересные черти прячутся в этом милом тихом омуте! Даже жаль с ними расставаться.

Кукла отдает мне мой запачканный бомбер, переодевается в свою куртку, и тут я замечаю у нее на щеке багровые брызги.

– У вас кровь на личике, мисс терминатор, – насмешливо сообщаю я.

Она ойкает, лезет в сумку за салфеткой, неловко трет щеку, но не в том месте. Я быстро теряю терпение.

– Дай, – командую, протянув к ней руку, и она, поколебавшись, отдает мне влажную салфетку.