— Да так, ни о чём. Роль повторяю.

С Фардином я общалась ровно, если не сказать хорошо, — потому что, если бы не он, я бы в жизни не смогла играть роли в танцевальных спектаклях. По просьбе маэстро он убил на меня целую кучу времени, но всё-таки научил всему. Сам Фардин, увы, давно не танцевал из-за старой травмы — когда-то давно упал с большой высоты, в Императорском госпитале его собирали по кускам. Собрали хорошо, но танцевать с прежней лёгкостью у него теперь не получалось, и перфекционист Равви ушёл в художники-постановщики. Всё это случилось задолго до того, как я начала работать у маэстро, лет десять назад. Сейчас Фардину было под пятьдесят, но выглядел он моложе. Хотя магом был слабым — десять магоктав. Как он говорил: «Ни о чём».

В поведении Равви для меня был несомненный плюс — он интересовался мною не больше, чем пылью на подоконнике. Я была не в его вкусе — слишком бледная и тонкокостная. Удивительно, но танцовщик Фардин — сам высокий и стройный, спортивный, со смуглой кожей, чёрными волосами и чёрными же глазами с пушистыми ресницами — предпочитал толстушек. И несколько лет уже ухаживал за одной из наших гримёрш — очень полной женщиной, чья грудь была величиной с мою голову.

— Ро-о-оль, — протянул Фардин, легко и непринуждённо вспрыгивая на стол, отделяющий гардеробную от фойе, из-за чего заслужил укоризненный взгляд нашей гардеробщицы Жанин. — Не сердись, Жан, я ненадолго. Пока эта копуша не распутает свой шарф. И какую же роль ты повторяешь, Рини? Ты ведь сегодня играешь немую. И только в конце говоришь две фразы.

— Вот их и повторяю.

— Да ладно тебе. Поговаривают, маэстро там новую пьесу пишет. Ты наверняка знаешь о чём. Рассказывай, — хмыкнул Фардин и, наклонившись, слегка ущипнул меня за бок, отчего я подпрыгнула, моментально выныривая из своих мыслей.

Равви всегда был бесцеремонным. Но ему всё прощалось — просто за красивые глаза. Его мать была родом из Корго, чёрными глазами и смуглой кожей Фардин пошёл в неё. Так же, как и короткими кудрявыми волосами. Маэстро постоянно давал Равви роли то коварных соблазнителей, то нечистой силы — такое уж у него было амплуа.

— Откуда я знаю о чём? — огрызнулась я, потерев бок. — Или ты тоже считаешь меня…

— Да щаз, — Фардин закатил глаза. — Я слишком давно знаком с маэстро, да и с тобой тоже. Кстати, о слухах. Ты знаешь, кто был их инициатором?

— Понятия не имею. Кто-то из актёров, наверное. Какая разница?

— Да так, — танцовщик задумчиво наморщил лоб. — Есть мысль. Может, ерунда, а может, и нет. Меня тут «Театр Бернадет» переманить пытались.

— Так они наши конкуренты, ничего удивительного…

Театров подобных нашему в Грааге было всего четыре — включая Императорский. Но ему, разумеется, не было нужды с нами конкурировать, там всегда аншлаги. Близкий к нему «Арбалет» ставил в основном танцевальные спектакли, и исключительно классические, и тоже не жаловался на отсутствие публики. А вот «Театр Бернадет» в последнее время стал менее популярен. Его владелица, аристократка по имени Бернадет Бэриус, безумно красивая женщина, но редкостная стерва, была отличным управленцем, но режиссёрского таланта (и тем более литературного) у неё не имелось. И да, она периодически пыталась переманить кого-то из команды маэстро — и некоторых даже удавалось. Платила она действительно больше.

— Ничего удивительного, говоришь… — протянул Фардин, спрыгнул со стола и, подойдя ближе, ухватил меня за локоть. — Пошли-ка в столовую, потолкуем.

— Так сейчас же репетиция…

— Ещё почти час. Успеешь ты переодеться, Рини, я не отниму много времени.

Я пожала плечами и последовала за Равви, хотя и не очень понимала зачем. Но раз ему так хочется…

.

— Так вот, — сказал Фардин, как только мы сели за столик, — меня пытался переманить не работник кадровой службы, как бывало раньше, а сама Бернадет. Странно, правда?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, она кадровика уволила?

— Нет, на месте он, я интересовался у знакомой, которая в её театре танцует. Поэтому и насторожился, что это всё как-то… Кроме того, она не просто переманивала меня к себе — она расспрашивала меня о тебе.

— Тоже хочет переманить?

— Если бы хотела, задавала бы другие вопросы. А она пыталась вызнать, какое отношение ты имеешь к Родерику, правда ли ты его любовница или это только слухи.

— Ну-у-у… — протянула я, пытаясь понять, что мне пытается втолковать Фардин. — Наверное, Бернадет собирается сделать мне какое-то предложение и хотела выяснить, насколько соблазнительным оно должно быть. Если я не любовница — один вариант, если любовница — другой. Причём, если второе, можно вообще ничего не предлагать.

— Почему же? Рини, взгляни правде в глаза, я знаю, ты умеешь. Многие считают, что маэстро заставил тебя, и ты с ним не по своей воле. Потому что деваться тебе некуда. О том, что ты сбежала из дома, знают все, и догадываются, по какой причине. Тебе был нужен покровитель — вот ты и, извини, легла под маэстро. Или будешь утверждать, что сама не рассуждала когда-то подобным образом?

— Откуда ты знаешь? — я сглотнула, вытаращив глаза. Сейчас мне уже было немного стыдно за те свои мысли по отношению к Говарду Родерику.

— Это просто логично, — фыркнул Фардин. — Я уже большой мальчик, умею рассуждать и делать выводы. И Бернадет, не зная ни тебя, ни толком Родерика, может думать, что ты желаешь ему чем-нибудь насолить. Но для того, чтобы обращаться к тебе с каким-либо предложением, ей нужно хорошенько разобраться в ситуации. Поэтому я и спрашивал про слухи… Одно дело, если тот, кто их распускает, считает их правдивыми. Другое — если он знает или подозревает правду.

— Я не понимаю, какая разница, Фар? Я в любом случае откажусь, неважно, какие деньги она мне предложит…

— Ты не понимаешь, да, — кивнул Равви. — Мне кажется, Бернадет копает под Говарда, и дело не в деньгах. Она пытается нащупать ниточку, которая позволила бы доставить проблемы нашему театру. Вот почему Бернадет занимается всем этим сама, а не поручает кадровику.

В рассуждениях Фардина был резон, но я всё равно не понимала, зачем он говорит мне это и что хочет