Полина уже надела нижнее бельё и тут же вырвала купальник у меня из рук.

Выезжаю с парковки, слушая её напряжённое дыхание.

Атмосфера какая-то тяжёлая, надо бы разрядить обстановку. Банально просто отвлечься….

Подключаю айфон к аудиосистеме машины. Врубаю панк-рок, и жду, когда систер начнёт вопить, чтобы я выключил. Но, к моему удивлению, она не только не просит выключить, а даже подпевает моей любимой группе! Смешно трясёт волосами и настукивает в такт воображаемыми палочками по воображаемой барабанной установке!

— Тебе тоже нравится «Ramones»?

— Ага! — беззаботно отвечает, глядя в окно. — Я пока была в Майями, всё время их слушала.

— Почему ты оттуда раньше вернулась?

И зачем я спрашиваю? Мне же неинтересно!

— С матерью поссорилась, — пожимает плечами.

Вспоминаю развратную мачеху и уже в очередной раз удивляюсь тому, как такое порочное существо могло вырастить такую милую, невинную и… ТАК! ПРОСТО СЕСТРУ!

Снова мотаю головой. Чёрт! И когда я уже привыкну думать о ней без умысла⁈

— Из-за чего поссорились? — говорю монотонно, стараясь не смотреть на неё.

— Да так… вообще это не твоё дело! — внезапно краснеет и огрызается.

Хмурюсь и молчу.

— Извини, — качает головой Полина. — Ты не виноват, что спросил… Просто я остро реагирую на всё, что связано с матерью…

— Да уж, — усмехаюсь. — Она у тебя тот ещё фрукт…

— Почему? — Полина хмурится. — Она сделала или сказала что-то не то?

Да, малышка, вообще, до хуя всего «не того» творит твоя сумасшедшая мамаша. Но я тебе об этом говорить не собираюсь. Иначе вы снова с ней поссоритесь.

— Нет, — отвечаю с деланным равнодушием. — Просто заметил, что твоя мать довольно эксцентричная, не более того.

Полина оборачивается ко мне и несколько секунд молча вглядывается в моё лицо. Потом вздыхает и снова отворачивается к окну.

Мы уже подъезжаем к парковке колледжа, и я останавливаюсь.

— Приехали, Пончик.

— Эй! — она морщит свой милый носик. — Не называй меня так!

— Почему это?

— Меня только мама так называет.

— Ну… я же тоже родственник?

Оборачиваюсь к ней, и в этот момент мы оба чувствуем неприятное напряжение от этих слов. Твою ж мать! Чёрт меня за язык дёрнул сказать это!

Полина краснеет. и её щёки становятся яркими словно наливные яблочки.

— Ладно, мир? — протягиваю ей ладонь для рукопожатия. Когда она так мило смущается, я даже готов простить ей то, что она закрасила мою картину. Я тоже вёл себя дерьмово, так что можно просто забыть всё, что было между нами и просто начать с чистого листа. Как брат и сестра.

— Мир, — наконец отзывается Полина. Жмёт мою ладонь и открывает дверь.

Потом, будто вспомнив что-то важное, замирает на секунду.

— Дань, разу уж между нами мир, то хочу тебя попросить… — смущается ещё сильнее, опускает взгляд.

— О чём?

Полина вздыхает, явно собираясь с силами, а потом открывает дверь и выдаёт на одном дыхании:

— Просто держись подальше от моей матери, идёт?

Теперь настаёт мой черёд краснеть. Внутри сводит от неприятного ощущения. Долбанный спор… То, как ей мать сама домогается меня.

А я же никогда не проигрываю. И на попятную тоже не иду…

— Идёт, — цежу сквозь зубы, и Полина, не замечая моих внутренних терзаний, улыбается веселее, а потом хлопает дверью и чуть ли не бежит ко входу в колледж.

Глава 17

Полина

Занятия хорошо отвлекают от ненужных мыслей о Дане. Сперва французский, потом зарубежная литература. А теперь заслуженный перерыв, во время которого мы с моей новой подругой Миланой решили сходить в столовую.

Мила классная! Добрая, приятная девчонка. Она мне с первого взгляда понравилась. Мы познакомились перед первой парой по французскому. И я очень рада этому, потому что друзей, или хоть каких-то знакомых в этом колледже, помимо старшего брата, у меня нет.

Как оказалось, Мила тоже первокурсница. Её отец — новый директор колледжа. Нас с Милой связывает не только любовь к французскому языку, но и кое-что ещё. Выяснилось, что ей не даёт прохода один парень. Татуированный хулиган по совместительству, лучший друг Дани! Тот опасный придурок, Соколов, что тусил у нас вчера утром. Он, Даня и ещё какая-то девчонка по имени Марина, оказывается, заправляют тут всем. Что ж… мы с Милой уж точно не собираемся играть по их дурацким правилам!

Мила, кстати, уже бросила вызов Артёму. При всех назвала его «дружка в штанах» Чижиком, а не Соколом. Ух, храбрая она! Надеюсь, эта храбрость ей не аукнется…

— Ты на кого так пристально смотришь? — спрашиваю, когда мы с ней садимся за стол.

После французского Мила сама не своя. Всё переживает о том, что сказанула лишнего, и теперь Соколов будет мстить за то, что она его опозорила.

— Да так… — передёргивает плечами, с грустью глядя в тарелку с супом. — Показалось, что…

— Всё Соколова высматриваешь?

— Вроде того… Как думаешь, до него уже дошли эти слухи?

— Да нет! — стараюсь звучать естественно, чтобы её успокоить. — Не думаю… Мало ли чего болтают? Может, его вообще сегодня в колледже не будет? Они там ночью своей дрянной компашкой что-то отмечали, наверное, ещё не проспались даже. Братец мой в три часа ночи домой припёрся, пьяный в ноль. Еле ноги волочил… Даже комнату перепутал и ко мне ввалился…

Осекаюсь, краснея под пристальным взглядом Милы.

Чёрт… наши отношения с Даней и для меня самой — лютая дичь! Что уж говорить о других? Боже… и кто меня, вообще, за язык дёрнул сказануть такое⁈

— И? Что было?

— Да ничего, — тараторю как можно быстрее. — Я его выгнала взашей, и наорала, чтобы не смел ко мне соваться! Он… просто перепутал, — уши краснеют от наглого вранья. Никуда я его не выгнала… Хотя должна была! Интересно, если притворяться, что я его прогнала, а не обнимала ночь напролёт, может, сама в это поверю?

— Дело в том, что пока меня не было в стране, этот придурок целый год жил в моей спальне, представляешь? — продолжаю сбивчиво. Во взгляде Милы мне так и чудится осуждение. Конечно, его там быть не может, потому что Мила ничего не знает! Я, ведь, не выдала себя, правда? — Я когда приехала, прогнала его, конечно, но теперь он периодически меня достаёт. Делает вид, что всё ещё живёт в этой комнате, вещи у меня ворует, издевается… В общем, идиот, каких поикать!

— Ясно… — сочувственно кивает новая знакомая. — Конечно, приятного мало, согласна. Но ты постарайся ему обрисовать границы, чтобы знал, что с тобой себя так вести нельзя!

— Я пытаюсь… пытаюсь… — перебираю свою пасту. — Знаешь, иногда я думаю, как было бы классно, если бы его просто отчислили! Он бы тогда, наверное, съехал… — Съехал и перестал бы маячить перед глазами. Позволил мне себя забыть! — У тебя, ведь, папа директор, да? Может, нажалуешься на брата моего и на этого Соколова тоже, а?

— Боюсь, всё не так просто, — вздыхает. — Соколов уже, итак, получил наказание, но…

— Привет! — над нашими головами раздаётся незнакомый голос.

Поднимаю взгляд и вижу коренастого парнишку. Лицо у него в неприятных зеленоватых синяках. Интересно, кто его так отделал?

Мила сухо здоровается с ним, а он подсаживается.

— Меня Иван зовут, — представляется.

— А я — Полина, — протягиваю ему