Я на его жену повнимательнее взглянул… Видно, сильно война ее задела: лицо неподвижное, темное, только бледные щеки высвечиваются. В мою сторону не смотрит. Когда от кухонного стола к печи отошла, лучины для растопки нарезать стала. Руки — дрожат, а губы что-то неслышимое шепчут.

Я про себя думаю: «Что же с этой женщиной раньше было, если теперь все хорошо?..» Не щадила людей война ни на фронте, ни в тылу. И не только пули и осколки людей калечили. Разное было…

Не знаю, может быть, я на Серегу со слишком большим интересом смотрел, вот он меня и спрашивает:

— Расспросить о чем-то хотите?

Он еще фразу закончить не успел, а я ему сразу — «Да!»

Потом поясняю:

— Лагерь в котором вы были… Расскажите о нем, — и дальше тараторю чуть ли не взахлеб: — Понимаете, я последнее время в «Смерше» служил…

Короче, обо всем ему рассказал и даже о Мишке «Вие», но о последнем только вскользь. Мол, информация о восстании в лагере от него к нам попала. Дело уже закрыли, бояться вам нечего, но все-таки я хотел бы понять… Что понять толком так и не сказал.

Сергей спрашивает:

— А другие что говорят?

Я поясняю:

— Нет других… Только вас я нашел.

Серега, конечно, о лагере не сразу рассказывать начал, наверное, не доверял мне или просто ему трудно было начать, но посидели мы еще немного, и он все-таки начал:

— Да, в сущности, все так и было, как вам этот… как его?..

Я подсказываю:

— Мишка «Вий».

— … Как он рассказал. Тут мне особенно и добавить-то нечего. И драка была, и пожар и комиссия из начальников на следующий день приехала.

Меня вдруг какая-то заноза в самое сердце кольнула: выходит, не врал Мишка?!..

Серега продолжает:

— … Мертвую девчонку ту, дочь начальника лагеря, утром возле проволоки нашли, а недалеко, то есть ближе к входу в хозблок — котелок с кашей. Видно, жалостью ее наружу выманили. Имелись среди блатных спецы по такому женскому чувству.

Лежала она на земле как изломанная кукла… Кладов на колени возле дочки стал и руки над ней, словно курица крылья над птенцом растопырил. Когда девочку на руки брал, видно было, что руки у него почти не сгибаются. Нес ее так, что казалось, вот-вот она выскользнет… Через час из барака вышел, глаза — темнее ночи. На плече — автомат и кобура расстегнута.

Я Серегу перебиваю:

— Сколько человек расстрелял? Пятерых?..

Серега:

— Никого. Поверх голов две очереди дал, шапку с одного сбил, но все живы остались.

Я переспрашиваю:

— А ты не ошибаешься?

Серега говорит:

— А как я ошибусь, если я в той пятерке на коленях перед Кладовым стоял? И даже вроде как умер, когда в лицо пороховыми газами ударило, и над головой пули засвистели. Потом Кладов говорит, мол, завтра по-настоящему с вас всех спрошу… И ушел. А вечером драка между «блатными» началась…

Я перебиваю:

— Подожди, а как же второй расстрел?

Серега:

— Какой второй?

Я:

— Ну, утром, Кладов вас снова собрал?

Серега:

— Не мог он нас собрать, потому что все к тому времени уже кончилось. Заместитель Кладова Ерохин понял, что что-то не то с начальником и еще днем позвонил начальству. Начальство на следующий день, рано утром, приехало.

Я удивленно:

— И значит драка первой же ночью была?

Кивнул Серега:

— Да, ночью…Но не только из-за Кладова и его дочки. У блатных для драки и другие причины были. Много причин. У них в первом бараке «вор в законе» Тимоха командовал, а во втором — Саня «Черный». Тимоха «коронации» Сани «Черного» не признавал, мол, не вор он, а отморозок и прощелыга дешевый. Не ладили они между собой, очень сильно не ладили. Говорили, что Тимоха по зонам «маляву» пустил насчет «Черного». Я, конечно, не совсем в курсе их дел был, но кое-что своими глазами видел. Например, блатные из первого барака в столовую не заходили, если там люди из второго были… Ну, и вообще… До драки у них и раньше не раз доходило. Тимоха говорил, что это все, мол, из-за «Черного», это он воду мутит, потому что разную шантрапу возле себя собрал.

В ту ночь, когда блатные дочь начальника лагеря схватили, Тимоха со своим дружком «Колдуном» в первый барак пошел. Мол, не по воровским понятиям девчонку насиловать, тем более, если это дочка Кладова. У начальника и так характер не сахарный, а после такого зверства он совсем с катушек съедет, всем отвечать придется. А у Тимохи и его ребят никакого желания нет под чужими делами подписываться. О чем они там, в бараке спорили, я не знаю, только наружу ни Тимоха, ни «Колдун» больше не вышли. Утром, когда девчонку нашли ведь еще Тимоха с «Колдуном» пропали. Блатные из первого барака волноваться стали. В общем, буча в лагере еще до расстрела началась, правда, до откровенной поножовщины дело только вечером дошло.

— Трупы тех двух уголовников нашли?

— Нет… Кладову, конечно, утром сообщили, что после переклички двух человек в лагере не досчитались, только ему уже не до этого было. Вечером, только лишь темнеть стало — драка поднялась… Резались действительно страшно. Саня «Черный» возле себя всякую шваль собрал, а потому эти отбросы за него и держалась крепко. Таких в любом лагере давно под нары загнали бы, но в нашем они совсем по-другому жили и, кстати говоря, к мужикам по дурному относились.

— Кладов драку пытался прекратить?

— Я его не видел… Вроде бы заместитель его Ерохин возле центрального блока метался, но зеки все прожектора камнями разбили, а в темноте разве что только пулеметами без разбора и всех подчистую косить можно было. Когда утром другое начальство приехало…

— Подожди. Второй барак