Шрифт:
Закладка:
– Проклятый, подлый ниндзя... Он все-таки обманул меня! Обманул... – повторил господин и неожиданно еще раз чихнул.
Оруженосец еще сильнее сжал рукоятку своей катаны.
– Нет, не сейчас, – сказал вдруг молодой самурай твердым голосом. – Это – потом. Торопиться со священным обрядом неприлично. Сначала я должен сделать другое дело. Это – мой долг благородного самурая!
Оруженосец еще не понял, о чем речь, но его пальцы на рукоятке катаны разжались сами собой.
Максим слушал, затаив дыхание, но Рощин вдруг прервал свой рассказ и с полминуты молчал, вглядываясь в темные тени за калиткой.
– И самурай ушел в монастырь?
Рощин поднял руку, призывая к молчанию.
– Остальное потом доскажу. – Голос Михаила Петровича звучал тихо и как-то необычно. – Присядь пока здесь, в зарослях, и не высовывайся, а я побеседую с гостем.
Около калитки топтался коренастый мужик лет сорока. Он издали заметил Рощина, сам открыл калитку и вошел во двор.
– Здравствуй, хозяин, я подполковник Сарычев Юрий Сергеевич, из местного РУБОПа.
– Слыхал.
– Ну вот и славненько. Все тренируешься? – Мент бесцеремонно перешел на «ты». И, не дождавшись ответа, продолжил, подойдя к крыльцу. – Я ведь тебя, сэнсэй[15] , давно знаю. Аж с 89-го. У нас тогда все сэнсэи на учете были. Как говорится, в черном списке. Тогда как раз оргпреступные группировки нарождались, сферы влияния делили, помнишь, наверное?
– Нет, не помню, – с подчеркнутым равнодушием произнес Рощин.
– Все ты помнишь. Ну да не об этом речь. Ты у нас тогда в ориентировках проходил как «один на льдине». Уж это-то понятие тебе знакомо, не отрицай. Ни с кем не знаюсь, ни к какой компании не примыкаю... По мне, ты мужик нормальный. Но ты перешел дорогу этому Илюше, которого ты вскормил, можно сказать, и на ноги поставил, и который от тебя ушел к Тенгизу, уроду всем известному. Между прочим, на последних выборах в местные депутаты пролез, падла. Уж это ты, я полагаю, знаешь. Урки, бизнесмены, депутаты... И все в стаю, в одну шоблу сбиваются.
А ты вот один. И всегда был один, я знаю...
Ну, ладно, опять же не о том речь. Я чего пришел, Рощин. Ты вот не знаешь, а у тебя под крыльцом патроны к «стечкину» и две гранаты. Без боевого запала, правда, но это не важно. Я не хочу сажать тебя, Рощин, потому и пришел. – Опер вновь криво усмехнулся. – Уезжай, Рощин. Тебя дожмут. На сегодня я тебя выручил – предупредил. Выкинешь эти железяки подальше, и ты чистенький. А назавтра... А завтра я отправляюсь на две недели в Чечню в составе сводного отряда милиции. И тебе еще чего-нибудь засунут. Не под крыльцо, так в печку, не гранаты, так наркоту. И приду за тобой не я, а СОБР, волкодавы, по твоим же методам натасканные. Так что собирайся и линяй потихоньку. И никому не говори, куда. Понял?
– Понял, подполковник.
– Ну вот и славненько. Бывай, Рощин. Ты меня не видел, а я тебя – тем более.
...Потом был спарринг, а после спарринга – пробежка. А с пробежки Максим не стал торопиться домой, чтобы дослушать продолжение легенды.
– Ой!! Это ты? – Настя стояла на той же лесной тропинке, на том же месте, где в нее в тот памятный вечер врезался Максим.
– Кто ж еще. Извини, опять чуть не сшиб. Что, опять на танцы?
– Нет... Стою и жду, когда опять сшибешь! – совершенно неожиданно для себя призналась Настя.
– Ну наконец-то! А я эту тропинку уже раз десять пересек, гоняю туда-сюда. Неужели, думаю, не догадается...
– Правда? А я сразу догадалась, куда прийти, только вчера не получилось – ребята на тебя облаву устроили...
Они стояли, глупо улыбаясь и не отрывая глаз друг от друга, а потом Настя сама шагнула вперед и уткнула лицо Максиму в уютную ямку между грудью и животом – как раз куда хватило росточка.
И оказалось, что даже целоваться толком она еще не умеет.
А уже под утро, когда рассвело, Настя вдруг предложила:
– Давай сфотографируемся! Мне на день рождения аппарат подарили – «Полароид». Карточка тут же готова! Он у меня с собой...
– Давай! Только надо вместе. Тут автоспуск есть?
– Не знаю... А вон, смотри, кто-то идет... А-а, это дед Юра, он грибами промышляет... Сейчас. Деда Юра! – Настя помахала бредущему по тропинке местному аксакалу. – Сфотографируй нас, пожалуйста. Вот, смотреть нужно сюда, а нажимать вот здесь... Так, теперь еще раз! Все, спасибо! Удачи тебе, деда Юра! – Настя убрала фотокамеру в рюкзачок, а выскочившие фотоснимки – во внутренний карман ветровки. – Минут через десять посмотрим, что получилось. Так ты что, скоро уедешь?
– Надо, Настя. Но я ненадолго. На недельку, и вернусь. Ну, пойдем, а то тебе влетит.
– Да теперь уж так и так влетит. С танцев-то я всегда к полуночи дома... Максим, а может, не надо тебе ехать, а?
– Надо, Настя. Ненадолго же... – Максим все больше удивлялся, как быстро эта малышка научилась целоваться. Не оторвешься...
– Вот, держи! – Девушка протянула Максиму окончательно проявившийся снимок. – Будешь вспоминать, когда уедешь. Будешь вспоминать? Будешь? – требовательно спрашивала она между поцелуями, обняв Максима за шею и приподнимаясь на цыпочки, хотя и стояла на пеньке – иначе не достать. Насте почему-то хотелось плакать, но нельзя же портить настроение человеку перед отъездом...
– Ну чего ты задумался, Илюша? – Семен улыбнулся фарфоровыми зубами. Золотые коронки он недавно поменял на более благородный материал – желтые фиксы напоминали о его мелкоуголовном прошлом, его гнилую 117-ю в совокупности с 206-й[16] . – Пора становиться тебе президентом, хозяином всего бизнеса! Тенгиз слепил неплохое хозяйство, но он уже не тянет. Хуже того, мешает! Пришли иные времена. Нас вытеснят на обочину, если не взять дело в свои руки. Это же ясно, надо только решить, как обставить смену руководства. У меня идея такая... – Илья и Сеня неторопливо прогуливались по многолюдному, несмотря на поздний час, бульвару недалеко от своего клуба. Тянуло вечерней прохладой, повизгивала малышня, возившаяся у фонтана, лились звуки гитары из тесной кучки молодежи, одуряюще пахли только что политые цветы на бульварных клумбах. – Ты, Илья Владимирович, уже давно лицо фирмы. Тенгиза проводим. Будешь вместо него интервью давать, на презентациях с думцами и журналюгами тусоваться, благотворительность там, прочая херня напоказ. Ну а я... Как и сейчас –
