латаной-перелатаной хебешке, иные даже без знаков различия, ну, не портить же приличное обмундирование, лазая по лесистым дебрям. Переоделись в солдатское и капитан с начальником оперпункта. Воронову по размеру досталась гимнастерка рядового бойца, у Свиридова же оказались петлички старшего сержанта. Сергей настоял, чтобы младший лейтенант сел рядом с ним в кабину, скромный парень не хотел стеснять начальство, мол, с бойцами поудобней… Но Воронов имел свой резон, да и командиры еще не наели жирок, — легко уселись. Сергей как бы между делом, взялся инструктировать Свиридова, чтобы тот: и под пулю не подставился, и, Боже упаси, сдуру не взялся командовать отрядом. Одно радовало, лейтенантик умел пользоваться армейским ножом: учили на курсах как наверняка, без лишнего шума, завалить противника. Такой навык, запросто мог сегодня потребоваться.

Полуторка лихо загромыхала вдоль длиной кишки Второй и Третьей Кречетовки по булыжному тракту, обсаженному со стороны путей молодыми тополями. С востока на дорогу выходили блестевшие на солнце окнами «Комсторевские» дома. В палисадниках копошились рачительные хозяйки, по военному лихолетью, превратив прежние цветники в ухоженные грядки, с подросшей ярко зеленой картофельной ботвой. Наступила пора первой прополки, а слишком ретивые огородники уже стали протяпывать, окучивать раннюю картошку. На одинокий грузовичок с несколькими бойцами внимания никто не обращал, вот если бы прошла колонна тяжелогруженых автомашин, в сопровождении мотоциклетного конвоя, тогда другое дело… С одной стороны — на руку Тэошникам, меньше будут сплетничать, с другой, если ненароком перебьют, то и вспомнить будет некому. Впрочем, бойцы о том и не задумывались.

Миновали двухэтажный особнячок кондукторского резерва, дореволюционное здание ажурной кирпичной кладки, за которым и начиналась северная горловина станции. Сергей удивлялся архитектурному своеобразию Кречетовки. Это же надо, что проклятые буржуины не жалели денег на помпезную красоту… Одно дело строить на людных городских улицах, другое — среди пустынных станционных путей. Кому любоваться-то?.. Однако строили: водонапорные башни, пакгаузы, деповские цеха, конторские здания, — возводили по индивидуальным проектам, и непременно с чувством, с толком, с расстановкой…

Вот и подъехали к границам станции, затем миновали неохраняемый железнодорожный переезд и шибко помчалась вдоль угодий колхоза имени «Второй пятилетки». По колено вымахавшая злаковая зелень благотворно действовала на душу, казалось бескрайняя ширь полей нипочем не закончится. Так бы мчать и мчать, не зная забот, не ведая тягот военного времени.

Но, вот и поворот в нужную сторону, вместо окультуренных земель пошли кочковатые неудобья, зачастили хилые деревца. Почва сделалась песчаной, чаще и чаще стали встречаться сосенки, выше и выше ростом, повеяло смоляным духом. И вот уже полуторку окружил прохладной тенью густой лесной массив.

Свиридов, видимо, знал эти места, проехав с полкилометра по расползающимся колеям песчаной дорожки, Андрей велел водителю заглушить мотор. Бойцы, сиганув с кузова, стали разминать затекшие ноги, потом (не без того) пошли отлить… Наконец, отряд собрался вместе. Тэошники быстро и умело замаскировали набранными с земли ветвями машину, превратив грузовичок в корявый буро-зеленый шатер. Потом, как положено инструкцией, предварительно попрыгали, исключая клацанья металла и прочее неудобство в снаряжении. Затем слаженно выстроились цепочкой, и по команде Воронова, тронулись след в след, углубляясь в чащобу из разнокалиберных сосен и вытянутых ввысь осин.

* * *

Воронов полагал, что диверсанты до вечера «носа не кажут», будут тихонько отсиживаться, потому задача — взять лазутчиков засветло. План прост: обложить вокруг старухину избушку, а там, действовать по обстоятельствам.

Напрямую идти к избенке Сергей счел опасным, выходили кружным путем. Наудачу бойцы оказались бывалыми, понимали с полуслова. Лес манил дурманящим хвойным запахом, окрест верещали непуганые птицы, долбил костяным долотом дятел. Даже пробежало рыжее длинноногое зверье, возможно косуля, — война далеко… Сочная, по колено немятая трава заслоняла давно нехоженые тропки. Вот открытая полянка, поросшая пышным ковром земляники, зазывно алели спелые ягодки, так и хотелось вкусить пряный нектар, да так… сорвать хотя бы одну, и подержать этакую прелесть в ладони. Но нельзя уподобляться малому дитяти, растрачивать себя на такие пустяки. А вот и изумрудные кустики черники, неделя другая и уже стремно затаиться в кудрявых зарослях, враз изгваздаешь хебешку чернильными пятнами. Попробуй потом — отмой…

Давно, верно вечность, Воронов не попадал в незатейливый, но милый сердцу русский лес. Не касался рукой шершавой, потрескавшейся грубыми пластами коры сосен, не стряхивал со щек нежную паутину с комочками увязших мошек, не ступал ногой в зеленые волны привольного, испокон века некошеного разнотравья.

Вот так бы завалиться в лесную душистую перину и, наподобие князя Болконского, лежащего на поле Аустерлица, уставиться в акварельной голубизны небосвод с промельками кудряшек облаков. Но это блажь, нельзя расслабляться, наоборот, надлежит собраться, внимательно слышать и видеть все кругом. Малейший шорох листвы или щелчок ветки заставляет застыть, пригнуться, рассмотреть подозрительный участок в ряби стволов и зеленом мареве.

Сергей отбросил накатившую блажь, силой воли направил мысли в другое, практическое русло. Появилось и стало нарастать чувство ловца зверя. Это как у охотника, в предвкушении неотвратимого соприкосновения с добычей, это похоже на азарт, на сладостный трепет ожидания появления дичи, затем угадать момент ее взбрыкивания или взлета, а дальше — прицел и выстрел.

Вскоре в прорехе сосняка, среди разномастных порослей русского клена, берез и ольхи, перемежаемых диким кустарником, завиднелась избушка бабки Лошака. Сергея уже просветили, что раньше тут располагался жилой хутор, но вначале тридцатых народ разъехался, домишки растащили на дрова, осталась одна старуха Конюхова. До ближайших подворий, которых немерено в округе — километра два, если идти лесом.

Но, видимо, старушенция страдала мизантропией, потому и податься бабке было некуда. Так и померла Серафима в одиночестве года два назад.

* * *

Решено было отлавливать диверсантов порознь. Если вражеские наймиты не полная шваль, то, естественно, захотят в туалет, и хотя бы одному придется покинуть дом. Покосившийся дощатый сортир прятался среди вымахавших кустов дикой малины, метрах в десяти от крыльца. К уборной вела едва протоптанная дорожка. В малиннике оставили надежного бойца. Воронов и остальные рассредоточились в буйно разросшихся лопухах, сдобренных колючим чертополохом. Земельный участок у бабки давно запущен и превратился в травяные джунгли, только на двух сотках с солнечной стороны рос картофель, и еще вылезли невзрачные кустики непонятного овоща. Возможно, Лошак сподобился возделать маленький огородный участок.

Сергей понимал, в бурьянной засаде запросто пролежишь до ночи, а в темное время легко нарваться на неприятности, даже перепутать своих с чужими. Но и напористых действий предпринять нельзя, вышколенный противник, под защитой стен избушки, перебьет отряд Тэошников в две минуты. Можно, конечно, истерично закричать, подкрепляя площадным матом, вроде: «Сдавайтесь, дом окружен!