Смотрел на ее тело под тоненькой тканью и скрежетал зубами от похоти, еле сдерживался, чтобы не накинуться на нее, чтобы не швырнуть на пол, перевернув на живот, и не водраться в ее сочное тело со всей мощи. Иметь ее быстро, голодно, зверски, так, чтобы на белой коже остались следы от его пальцев и от его зубов. Быть с ней по-животному грубым, насытиться, напитаться ее плотью, как одичавший зверь.

И тонкими лезвиями по венам, когда вспомнил, что она была с Дьяволом…Цэцэг все ему рассказала, дранная сука, перед тем, как он оторвал ей язык, она красочно описала какими страстными любовниками были Тархан и его псевдо-жена. Как они сговорились отомстить ему…Такая же бл*дь, как и его первая, такая же потаскуха и тварь. Как они трахались? Он брал ее сзади? Она становилась на колени и принимала его в свой рот…рот, так похожий на рот его Ангаахай. Оооо…твою ж мать, он сойдет с ума даже от этого. Он ревнует до смерти даже ее копию, ревнует даже ее тень и образ. И эти картинки сводили с ума, превращали его в зверя, который мечется по дому, сжимает кулаки до хруста в костях и сбивает костяшки о каменные стены.

И мысли об Эрдэнэ…о том, что его маленькая девочка исчезла, о том, где она, кто помог скрыться, кто посмел? Если она, и правда, бежала. В чем он сильно сомневался. Допросил каждую собаку в этом доме, просмотрел все камеры. И ничего. Ноль. Пустота.

Когда вышел из комнаты Алтан, приказав переселить ее в другие покои, вызвал к себе Дангара, одного из приближенных людей, верно служившего долгие годы его деду.

– Я хочу, чтобы каждого в этом доме подвергли пыткам. Хочу развязать языки, если не по-хорошему, то по-плохому. Всех, кто были в доме, когда исчезла Эрдэнэ, должны пройти через твои руки. Самый лучший детектор лжи – это боль. Никто не может долго врать, когда под его ногти загоняют иглы. Уже завтра мы будем знать, кто и куда увез мою девочку.

– Узнаю своего внука. Наконец-то из ноющего мямли он вдруг стал прибегать к методам Дугур-Намаевых.

Дед въехал на коляске в кабинет, и Дангар, опустившись на колени, поцеловал его руку.

– Это радикальные меры, дед. Я не хотел к ним прибегать.

– Моей правнучки нет уже несколько дней. Ты давно должен был прибегнуть к самым жестоким мерам.

– Настал тот день…

– Где та женщина?

Кивнул в сторону комнат и сложил руки на животе, сверкая перстнями.

– Сегодня переедет в дом для прислуги.

Усмехнулся и почесал бороду указательным пальцем.

– Разве ты не собирался избавиться от нее?

– Собирался, но еще не время.

– Переведу – собирался, но я еще не в полной мере наигрался и натрахался, так, внук?

– А пусть бы и так, тебе какое дело? Никто ж не заставляет тебя больше называть ее своей невесткой.

– Ты прав, никакого. Мне плевать, куда ты суешь свой член, пока эта дырка не сидит со мной за одним столом.

Развернулся, чтобы уехать, но Хан преградил ему дорогу.

– Заставь Дьявола говорить…не то я устрою бойню, дед. Устрою то, чего ты так бы не хотел.

– Я уверен, что Дьявол не имеет никакого отношения к исчезновению Эрдэнэ.

– А я в этом не уверен, и если ты не встретишься с ним – встречусь я. Только, скорее всего, после этой встречи ты лишишься одного внука, а то и двоих.

– Я никогда не признавал их внуками!

– Но ты сделал все, чтобы они знали – кто они и ни в чем не нуждались в свое время. И ты не раз спасал шкуру Тархана!

– Займись слугами, Лан, и своей шлюхой… а я разберусь с Дьяволом.

Он ни на секунду не забывал о том, что сказала Цэцэг. Не забывал о ее грязной связи с Тарханом. Она виделась ему во сне, наяву, в секунды, когда работал или бил противника. Представлял, ЧТО он с ней делал, и с ума сходил от адской ревности, от диких, безумных фантазий, от представления чужих пальцев в ее плоти. Он знал, что не обязательно терять девственность и быть похотливой шлюхой. У женщины в теле три отверстия, и можно иметь любое другое из них, не нарушая при этом целостность девственной плевы. Сука! Корчила из себя целку и плакала под ним, заливаясь чужим потом, слюной и спермой.

И ему вдруг хотелось ее уничтожить, растоптать, убить, чтобы корчилась в той же агонии, в какой корчится он сам. Его ненависть к ней вышла на тот уровень, когда она скорее похожа на безумие. Разум разделился на две части. Одна понимает, что это совершенно другая женщина, что это не его Ангаахай спала с его братом, а ревность душит такая, как будто это она, как будто это ее тело билось под кем-то другим. Особенно, когда эта сука пыталась так умело играть для него такой любимый образ. И его разъедало до мяса, до костей этой ненавистью и похотью.

Смотрел на ее губы и вспоминал, как они говорили ему о любви. Они же выглядели точно так же. Вот с этой складочкой посередине и выпуклостями по бокам нижней губы, и такой вывернутой сердечком верхней. Стоит приоткрыть розовый рот, и видны жемчужные зубы, от белизны которых слепит глаза.

Ангаахай учила его быть нежным…а Алтан будит в нем первобытную адскую жестокость. Он не сходил так с ума даже со своей девочкой-лебедью. Ревность и ненависть обостряла каждую эмоцию.

Думал, отправит подальше с глаз и испытает облегчение, но его не настало. Только видеть перестал…можно подумать, это что-то изменило. Прошло два дня, и он, как паршивый пес, побрел на хоздвор, чтобы посмотреть издалека. Нет, он себе в этом не признался. Придумал, что нужно снести несколько бараков и построить сауну. Какая, на хрен, сауна, если он терпеть не мог париться, но мысль пришла в голову, и он нашел себя там, стоящим за главным бараком и следящим за ней прищуренными глазами, исподлобья.

Вынесла два чана и полощет белье. Стройная, как ива, изогнулась вся, спину прогнула. Юбка подоткнута за пояс, и голые ноги видны почти до самых бедер. От одного вида этих стройных лодыжек и коленей у него все свело в паху. Волосы закручены на макушке в узел. Монстр внутри него скалится, мечется, ревет, рвется наружу.