севере Израиля. Осёл меня тоже не слушался, постоянно останавливался, ел колючки или просто стоял, в то время как мой муж передвигался на своем ослике без всяких проблем.

К дому примыкал огород и продолжался за хоздвором. В конце огорода росла густая травы, после таяния снега близко подходила вода и долго там оставалась. На огороде с самой ранней весны было чем поживиться. Сначала жевали какую-то траву, потом перья чеснока и лука, а уж потом огурцы, морковь, репку, брюкву. Рос у нас и паслён, наши друзья ели его с удовольствием, а я не любила из-за запаха. Огород разделяла на две части тропинка, ведущая к колодцу. Наверное, с этой тропинки, обросшей по сторонам травкой, я полюбила всякие тропы. Никогда не упускаю случая по ним пройтись, всегда ищу их глазами и прослеживаю путь, когда смотрю из окна машины, поезда, автобуса. Всегда они дают простор воображению и воскрешают воспоминания. Вокруг стаек, обложенные навозом с соломой, были устроены огуречные грядки, которые одновременно утепляли постройки для скота. На эти грядки мы таскали воду ведрами для полива. Однажды мы уронили в колодец ведро и долго пытались его вытащить, проявляя чудеса изобретательности. Ведро было большой ценностью, впрочем, как и всякая вещь.

Появление первых огурчиков всегда было неожиданностью, мама прикрывала их листочками, чтобы мы не съели их в зародышевом состоянии. Но и сами мы совсем маленькие огурчики не рвали, но любили смотреть на них в мелких пупырышках и как бы покрытых лёгким туманом. Вдоль забора, разделяющего наш огороды с соседним, рос неистребимый хрен. С ним иногда пробовали бороться, но безуспешно. Потом, на подмосковной даче мы тщетно пытались его выращивать — не принимался! Сейчас, покупая его на рынке, вспоминаю тот далёкий огород.

На фасадной стороне огорода росла черная смородина, под кусты которой было хорошо спрятаться, вдыхая приятный густой запах. Под окном всегда рос мак, поспевания которого мы с нетерпением ждали. Срезали спелые коробочки, бегали громыхали ими, потом вытряхивали зёрна прямо в рот и жевали до белизны. Цветы мака и оранжевые ноготки (календула), которые росли вместе с ним, мы почти полностью оборвали, когда воины стали возвращаться с фронта. Завидев грузовики с солдатами, мы спешно срывали всё, что попадёт под руку, и бежали за машинами до чайной, бросая наши букетики в кузов машин. Грузовики останавливались, народ сразу направлялся в чайную отметить возвращение и закусить. Нас иногда угощали конфетами-подушечками, но бегали мы туда не из-за них. Главным стимулом была атмосфера праздника.

Одна из прекрасных песен иеромонаха Романа «Я нарисую старый дом» очень эмоционально и похоже описывает мой дом детства. Чтобы добиться полного сходства я заменила некоторые слова на свои (в тексте курсивом). Приношу извинения автору и надеюсь на его снисходительность.

Я нарисую старый дом

терраску и забор наш ветхий

за ним сарай (его уж нет)

И мать, глядящую мне вслед

Через окно в морозной сетке

Я нарисую старый дом,

Певцов пернатых на скворечне,

Колодец в глубине двора,

Тропинку узкую к нему,

Траву зелёную, конечно

Я нарисую старый дом,

поля с картофельной ботвою,

А вдалеке — сосновый бор,

Деревья в зелени листвы

Всё позабытое родное.

Я нарисую старый дом,

Поляну, Бердь, простор обжитый

Белоголовое дитя сидит

на лавочке свистя

Своей свистулькой из ракиты

Но время не вернуть назад.

Не побежать босым по лужам.

Отец, покинувший сей свет

Давно уж в церкви был отпет

И мать, и брат в ином уж мире служат

Споткнулся, замер карандаш,

Не по своей, наверно, воле.

Гляжу в окно на белый свет -

И дома нет, и близких нет

Бумага, чистая до боли.

2.3. Окружение и соседи

Дом был в детстве центром восприятия мира, вокруг которого разворачивалась вся остальная вселенная. В месте расположения нашего дома улица была с односторонней застройкой. Через дорогу от дома начинался сад с клубом, о которых я уже упоминала. В клубе показывали кино, проходили выборы и разные общественные мероприятия, а сад обычно пустовал, только вечером там прогуливались парочки. Однажды сад заполнился неизвестными людьми. Они по-другому были одеты, по-другому выглядели и сидели на своих вещах под открытым небом. Это было необычно и мы, дети, ходили, как бы невзначай, мимо и украдкой, но с любопытством на них смотрели. Меня больше всего поразило прислоненное к каким-то тюкам большое зеркало в деревянной оправе, в котором отражались облака. Как я много позже поняла, это были люди из прибалтийских народов, которых переселяли в Сибирь в печально известные времена.

Перед домом расстилалась большая поляна. Это была именно поляна, а не площадь, там росла низкая плотная трава, почти как на газоне. Хотя временами эта поляна использовалась и как площадь. В дальнем от нас участке, ближе к школе, маршировали и пели песню «Вставай страна огромная…» отряды для отправки на фронт, сформированные в районе. Мы, конечно, бегали туда на них смотреть, а играли обычно поблизости от дома. Здесь никто не ходил и не ездил, и место принадлежало исключительно нам. Летом были игры на траве, зимой катались на санках по небольшому склону, весной прыгали через возникший от таяния снегов ручей, пускали кораблики и толпились на подсохших прогалинах.

Эта обжитая нами поляна была местом действия моего детского сна, который запомнился мне на всю жизнь. Не знаю, видела ли я его в бреду во время болезни или в обычную ночь, не помню, сколько мне было тогда лет, но видение было неправдоподобно ярким. Я находилась на поляне в небольшом светлом пятне среди абсолютной темноты, а из сверкающего круга на небе на меня смотрел некто в блистающих синих одеждах. Лика его я не помню, сейчас он у меня сливается с иконописными образами, но это уже современное восприятие. Тогда дома решили, что мне приснился Целитель Пантелеимон, которого я считаю с тех пор своим покровителем.

От поляны нас отделяла грунтовая дорога, по которой мало кто ездил, в основном, гоняли скот на пастбища, подвозили дрова и сено. Вид замыкала Школьная улица и сама школа. И хотя школа была видна из окна нашего дома, расстояние до неё было довольно большим. Прямо за садом были чайная и магазины. Это было место очередей за хлебом, мы там часто крутились около взрослых. В магазине стоял большой ларь с крупной солью, из которого мы брали кусочки и пытались сосать вместо конфет. После войны, когда жизнь несколько оживилась, там продавалась газированная